— Вечерами я работаю, — не сдается Юна.
— А-а. Ночные маневры скобяных товаров. Высшая степень секретности. Ничего не говори. Если правительство вынуждено скрывать недолеты ракет под покровом темноты, я не хочу ничего знать об их промахах.
— Да в «Вулворте» я работаю. — Юна теряет терпение.
— Благодарение Б-гу, ты всего лишь рядовой латинист. Taedium Woolworthiae[31], безобидная временная работа. Берусь тебя утешить. В виду того что я торжественно отступился и отрекся от прежнего образа жизни, предлагаю тебе взять на себя труд разработать мой сегодняшний образ жизни. Благодари свою счастливую звезду. Я предлагаю тебе стать моей любовницей на настоящий момент.
Юна прыснула. Точь-в-точь как Мэри.
— Надо думать, ты вносишь свою лепту в квартирную плату твоих друзей? — спрашивает мистер Органский. — Вноси лучше в мою. У меня попросторнее.
Чаймсам Борис решительно не нравится. Во-первых, он не считает, что Кристина — само совершенство. Напротив, он дает понять, что ей далеко до совершенства. Она плохо прибавляет в весе, говорит он, ей нужны витамины в каплях, у нее хрипы в легких. Пока он не удостоверится, говорит Борис, что Кристина пошла на поправку, он будет наведываться часто. Просит показать, где она спит.
— Комната слишком тесная, — гнет он свою линию. — Если кровать огорожена ширмой, чем прикажете ребенку дышать?
— Ширму поставили, чтобы Юне не быть на глазах, — огрызается Мэри.
— Уберите ее.
— Не возьму в толк, какой вред в куске пластика? — говорит Клемент.
— Не о ширме речь. Я о кровати говорю. Уберите кровать.
— Кровать Юнина.
— Ладно, положим, Юна может спать на диване, — говорит Мэри. — Ей не привыкать.
— Может быть, стоит спросить Юну: согласна ли она? — говорит Борис.
— Согласна, как не согласна.
— Она на все согласна.
Борис говорит:
— Такие люди обычно страшные зануды.
— Кстати говоря, так оно и есть, — говорит Мэри. — Я такой прилипалы, как Юна, еще не встречала.
Борис шлепает губами, в идее это должно изобразить сочувствие.
— Близости, как я понимаю, это мешает.
— А не слишком ли много вы себе позволяете? — говорит Мэри.
— К слову сказать, — встревает Клемент, — мешает и еще как: вечно путается под ногами.
— И с Кристиной неважно управляется, не умеет ее утихомирить.
— Что и говорить, это и впрямь помеха, — Борис величав, как и положено студенту-медику. — Она и готовит, надо полагать.
— Если это можно назвать готовкой. Режет колбасу. Открывает консервы.
— Взрослому человеку не положено спать рядом с ребенком. — Борис категоричен. — А она об этом не подумала. Она что, недоразвитая? Недаром и работа у нее соответственная — мелкие железяки и все такое прочее.
— Я бы не сказал, что она недоразвитая, — говорит Клемент. — Но и утверждать, что у Юны богатое воображение, я тоже не стал бы, а что скажешь ты, зайка? Ей как-никак дали Фулбрайтовскую стипендию.
— Уму непостижимо.
— Она ее прохлопала. По глупости, могла бы посмотреть Турцию.
— М-м. Интересно, — говорит Борис. — Мы с Турцией соседи. Я родом из Болгарии. Вдобавок она страшно худая. Вот и грудь у нее маленькая.
Вечером, когда Юна возвращается из своей скобяной секции на час позже обычного, Чаймсы поджидают ее в гостиной и заводят серьезный разговор.
— Ты не понимаешь, в чем суть. Послушай, Юна, сокровище мое, — говорит Клемент. — Этому парню что-то нужно, добра от него не жди. Не зря он пролез к нам, когда знал, что тебя не будет дома…
— Намеренно, — говорит Мэри. — За твоей спиной.
— Ты уводишь разговор в сторону, зайка. Это-то еще куда ни шло. Но не в том суть: он заявился, чтобы настроить нас против тебя. Вот, Юна, зачем он заявился. Вот в чем суть.
— Вот что ему было нужно — это же ясно как день, — говорит Мэри. — Не возьму в толк, что его побуждает так поступать.
— Ничего, — говорит Клемент. — В мире полно завистников. Видеть, что люди дружат, это им — нож острый, им бы только порушить чужую дружбу.
— Он Кристину и ту пытался против тебя настроить, — говорит Мэри. — Младенца, это же Б-г знает что такое. Он считает, что ты ее заражаешь. Говорит, что тебе нельзя спать с ней в одной комнате, мол, это нездорово.
— Разругал буквально все. И покуда не вынудил нас говорить о тебе гадости, не успокоился. Но не на тех напал.
— У него на лице написано, что он за тип, — говорит Мэри.
— Твою внешность и то хулил, — говорит Клемент. — Ему бы только принизить человека, знаю я таких. Эти медики, они Б-г знает что о себе мнят. Он сказал, что у тебя не хватает мозгов, где тебе ходить за больными. Но у нас никто не болен, с чего он взял.