— Черт, наверное, Денисов приказал сержантам тумбочки во взводах проверить. Вот почему осмотр в помещении и, к тому же, подворотнички и сапоги почти не смотрели, — догадался Игорь.
— Дураку ясно. Ты лучше смотри, чтобы все правильно у нас в тумбочке лежало, да ничего лишнего не было, — ответил Лупьяненко.
— Да смотрю я, смотрю, — Тищенко лихорадочно бегал вокруг тумбочки.
— Печенье осталось? — озабоченно спросил Антон.
— Ну. А что?
— В тумбочке?
— Дурак ты, что ли?! Под кроватью в вещмешке, — успокоил товарища Игорь.
— Ладно — вроде бы все, как положено, лежит. Понесли тумбочку на проход, а то время заканчивается! — нервно заторопился Антон.
Ровно через три минуты взвод вместе с тумбочками стоял по обе стороны прохода. Быстро и тяжелодыша после спешки и суеты, курсанты с опаской поглядывали на своего командира.
— Тумбачки па линии выравнять! — закричал Шорох.
Подровняв тумбочки, все вновь вопросительно уставились на Гришневича.
— Равняйсь! Смирно! Вольно, — для большей торжественности скомандовал сержант и вместе с Шорохом пошел вдоль ряда, пристально осматривая каждую тумбочку.
Двигались они медленно, потому что постоянно задерживалась там, где на их взгляд не все было в порядке. Перед их приходом нужно было вытащить верхний ящик и открыть дверцы. Когда сержанты остановились возле тумбочки Лупьяненко и Тищенко, курсанты заволновались еще сильнее.
— Почему щетку с кремом не вынули? И с полок нужно все на тумбочку положить. Быстро! — приказал Гришневич.
От волнения курсанты забыли все это сделать сразу и теперь, сопровождаемые недовольными взглядами сержантов, вытаскивали все содержимое наружу. Сапожные и одежные щетки были аккуратно завернуты в целлофановые мешочки. Баночки с черным кремом были у обоих, так что по поводу нижней полки никаких претензий не возникло. На верхней у Тищенко все было в порядке, а вот на нижней — не совсем. Во-первых, в суматохе он не догадался спрятать письмо матери, полученное вчера. Письмо Игорь уже прочел раз пять, но все равно хотел сохранить. Многие хранили письма, но это было опасно — их нужно было уничтожать после прочтения. Можно было, конечно, сунуть его в карман или под подматрасник, где лежали семь остальных, но Тищенко не догадался сделать это вовремя. Шорох выудил из-под книжек письмо и спросил:
— Тебя што, прыказ письма не хранить не касаецца, а?
— Никак нет, товарищ младший сержант — касается. Виноват — исправлюсь.
Шорох взял письмо с явным намерением разорвать его и бросить в кучу «конфискованного». Игорь представил пальцы Шороха, рвущие письмо матери и не выдержал:
— Товарищ младший сержант, разрешите, я сам порву?
— А што такое?
Шорох вопросительно смотрел на Игоря, а тот, как назло, никак не мог придумать вразумительный ответ. Не мог же он сказать, что хочет оставить письмо просто потому, что оно ему дорого, что оно — частичка родного дома. Но Шорох, сам того не ведая, пришел Игорю на помощь:
— Ты чытал письмо?
— Так точно. Только…
— Што толька?
— Только не до конца.
— Как это так?
— Я вчера начал читать перед самым обедом, потом задумался и не успел — надо было уже строиться идти. А потом совсем забыл о нем, — врал Игорь.
— Как это ты забыв? Вроде ещо склероза не далжно быть!
— Виноват, товарищ младший сержант.
— Ладно — чытай. Но больше не держы письмо в тумбачке.
Письмо было спасено. Гришневич в это время отошел чуть дальше и смотрел тумбочку Гутиковского и Доброхотова. Игорь не знал, то ли радоваться этому, то ли огорчаться: Гришневич был гораздо более грозной опасностью, но Шорох порой мог просто извести своими тупыми и мелочными придирками. «Вот кретин, быстрее бы он дальше валил», — зло подумал о Шорохе Тищенко. Проверив ящик, Шорох сделал замечание за то, что мыло лежало не в том углу, а затем вновь вернулся к средней полке.
— А это што? — Шорох вытащил две книги на белорусском языке, привезенные Игорем из дому.
— Книги, товарищ младший…
— Я вижу, што книги, а не гандоны! — зло перебил Шорох.
— Что тут такое, Василий? — спросил подошедший Гришневич.
— Товарищ сержант, ведь книги можно хранить в тумбочке? — с надеждой обратился к нему Тищенко.
— Можно, только не много, — после некоторого раздумья ответил Гришневич.
— Я ж не гавару, што нельзя! Палажы их ровна! — буркнул Шорох.
«Сам ведь, козел, все разбросал!», — подумал Игорь, но приказ выполнил быстро — сержанты могли передумать и отобрать книги.
— Вот так сразу нада было, — назидательно заметил Шорох, и сержанты двинулись дальше.