— Эй, боец!
Игорь повернулся в сторону майора и увидел, что тот обращается к нему. С минуту Игорь никак не мог решить — представляться или нет. С одной стороны, если офицер подзывает курсанта, то курсант должен представиться. С другой же, здесь была совершенно иная ситуация. Но, все же Тищенко решил на всякий случай представиться и после секундного замешательства нерешительно выдавил:
— Курсант Тищенко.
— А хоть Грищенко! Не спи, боец! Отстаешь — надо быстрее работать! Будешь живее работать? — голос майора показался Игорю неестественно веселым и от этого неприятным.
Тищенко решил, что майору не очень-то весело, но он хочет изобразить из себя эдакого отца-полководца, дающего советы на все случаи жизни. Поэтому Тищенко не стал улыбаться в ответ и лишь весьма сухо ответил:
— Так точно, товарищ майор.
К большой радости Игоря песок залегал до нужной глубины, и Тищенко десятью взмахами лопаты завершил свою работу. Подравняв края траншейки, Тищенко стал дожидаться майора. Тот подошел и, даже не взглянув на работу Игоря, первым делом, спросил:
— Солдат, ты опять спишь?! Надо, видно, тебя пошевелить, а? Может, тебе еще один участок дать?
— Никак нет. Товарищ майор — я уже все закончил, — ожидавший похвалы Игорь обиделся на офицера.
Майор удивленно посмотрел вниз и негромко пробормотал:
— Вот это да! Значит, можешь работать, если захочешь! Раз закончил — иди отдыхать, как я и обещал. Молодец!
Несмотря на «молодца» от беседы с майором у Игоря остался неприятный осадок, но возможность побездельничать, да еще тогда, когда многие еще работают, все же перевесила эмоции курсанта в положительную сторону. Из закончивших работу курсантов все были из четвертого взвода, и Игорь после некоторых раздумий подошел к Семиверстову.
— Что — уже закончил? — лениво спросил Семиверстов.
— Закончил.
— А что это майор все время к тебе приколебывался? Я думал, что ты медленно копал, а ты ведь раньше всех из своего взвода закончил?
— А кто его знает — работа у него такая, — о песке Игорь умолчал, чтобы не портить впечатления о своем ударном труде.
— А ты сам, откуда? — спросил Семиверстов.
Игорь рассказал о себе и, в свою очередь, поинтересовался у собеседника:
— А ты?
— Я из вольного града Новгорода. Слыхал, наверное, как говорят — Господин Великий Новгород?!
— Слыхал. По-моему, у вас даже «Садко» снимали?
— Снимали. У нас много фильмов снимали, особенно исторических. Город красивый — много церквей, соборов старинных осталось. Кремль тоже сохранился. А ты в Новгороде не был?
— Нет. Я в Смоленске был. Там тоже много церквей и кремль есть.
— Приезжай обязательно в Новгород — не пожалеешь!
— Надо будет съездить после армии — тем более что это не слишком далеко от Витебска. А у вас многие во взводе из Новгорода?
— Только трое. Галкина знаешь?
— Знаю.
— Он и еще один парень, который сейчас рядом с Атосевичем стоит.
Пришедший Атосевич принялся подгонять еще работающих курсантов лавиной сомнительных шуток и выражений. Он выбирал себе жертву и долго направлял «прицельный огонь» именно на нее, вызывая у окружающих настоящий шквал хохота. На этот раз жертвой стал кто-то из четвертого взвода. Курсанты постепенно начали заканчивать работу. К Игорю подошел Лупьяненко. Он тяжело дышал от усталости, и капли пота, выступившие у него на лбу, свидетельствовали о том, что Антону пришлось гораздо труднее, чем Игорю. Увидев Тищенко, Лупьяненко широко раскрыл удивленные глаза и растерянно пробормотал:
— Ты что, Тищенко, уже закончил?!
— Да.
— Давно?
— Минут восемь назад.
— Не может быть! Я серьезно спрашиваю — тебе что, плохо стало?
— Почему плохо — мне стало хорошо. Просто надо было лучше работать! — разозлился Игорь.
— Ну, ты и бульдозер! Самый первый из всего взвода!
Валяясь на траве, Игорь разглядывал кирпичную, белую кладку гаражей и хранилищ и размышлял о том, почету эти каменные стены кажутся настолько чужими и неприветливыми, насколько родной и притягательной была для него точно такая же кладка родного дома. «А ведь и для Шороха, и для Атосевича, и даже для майора эти гаражи кажутся чужими. Они ведь ничьи. Как будто бы бесхозные. Будь у гаражей души, они бы осязательно страдали от недостатка заботы и человеческой теплоты — ведь вряд ли кто-нибудь любил эти гаражи или тосковал по ним. Как будто бы и они, каменные и неприступные, лишены воли», — Игорю стало жалко строения, но потом он улыбнулся своей странной мысли.