— Равняюсь! Смир-р-р-но! Отныне, с получением военного билета, вы являетесь не призывниками, а военнослужащими срочной службы со всеми вытекающими последствиями. Вы обязаны беспрекословно выполнять любые приказы воинских начальников, так как с сегодняшнего дня вы являетесь составной частью советских вооруженных сил.
Начали называть фамилии тех, кто должен был отправиться в стройбат. Очевидно, вчера не смогли полностью набрать людей, поэтому сегодня назвали только троих: Скопин, Арутян Ашот, Арутян Андроник. Братья-близнецы из Армении учились в Витебском технологическом институте, поэтому для Игоря оказалось большим откровением направление их в стройбат, давно имевший славу полутюрьмы. Тищенко так и не смог понять, как эти два студента ВУЗа смогут принести больше пользы в стройбате, чем в институте. Всех остальных вывели на улицу и стали сажать в два «Икаруса», ожидавшие у военкомата для того, чтобы отвезти призывников в облвоенкомат. Игорь едва успел отыскать взглядом своих, как двери захлопнулись, и автобусы плавно покатили по оживленному городу.
Подъехали к областному военкомату. Два солдата открыли ворота, и призывники строем вошли на его территорию. Наиболее бойкие спрашивали у солдат:
— Как служба?
Те иронично переглядывались и отвечали:
— А вот приедете, тогда и узнаете.
Во дворе, гораздо более обширном, чем предыдущий, всех построили и объявили, что сейчас призывники будут проходить флюорографию. Во дворе стоял «газик» с металлической будкой, в котором и делали эту процедуру. Дело продвигалось медленно и Тищенко порядком поднадоело стоять в длиннющей очереди, из которой никого не выпускали. После флюорографии повели внутрь военкомата и, опять такими же партиями, стали заводить в кабинет, где выдавали бумаги и объясняли куда и в каком порядке все должны идти для прохождения последней призывной комиссии. Перед комиссией оставалось еще минут пятнадцать и почти все бросились к выходу в надежде подойти к забору и переговорить с провожающими. Но, не тут-то было — у входных дверей всю наивную массу повернули назад и приказали никому не выходить из здания. Тогда самые шустрые устремились искать слабые места: форточки, окна и тому подобное. Надо сказать, что не без успеха — в туалете открывалась форточка и вскоре возле нее возникла настоящая свалка — все стремились высунуть голову наружу и увидеть своих. Внизу у забора также собралась порядочная толпа. От двустороннего крика поднялся такой шум, что обе стороны почти ничего не слышали. Глядя на эту картину, Тищенко вспомнил, что где-то уже видел подобное. А видел это он в одном старом фильме о царской тюрьме, где сидели революционеры и точно так же переговаривались с близкими. Но у революционеров было солидное преимущество — окон было гораздо больше, чем одно. «Да и тюрьма, вроде, царская была, а военкомат, вроде, не тюрьма, да и советский, вроде… А может, так для порядка нужно, все-таки армия, а не шарашкина контора», — философствовал Тищенко. Пока он рассуждал подобным образом, ожидая своей очереди у заветного четырехугольника, пришел майор и всех из туалета выгнал. Затем построил и приказал раздеваться, после чего проинструктировал голый строй, светящийся трусами и плавками всех цветов радуги о «порядке прохождения по кабинетам». Здесь Тищенко был неприятно удивлен тем, что почти все призывники пришли в плавках, делавших передвижение по кабинетам более комфортным, тогда как цветастые трусы Тищенко фасона «как у волка в «Ну, погоди!» привели. Игоря в смущение при первом же взгляде молоденькой медсестры. Тищенко проклинал себя за столь глупую непредусмотрительность. Если молодые медсестры изредка улыбались, то более солидные хранили на лице эмоциональное отсутствие эмоций. Они смотрели на призывников таким взглядом, каким смотрит пастух на стадо коров. Тищенко уже давно потерял в толпе своих однокурсников и теперь неторопливо двигался от одного врача к другому, влекомый тягуче-монотонным течением очереди.