Взвод после чистки оружия отправили убирать территорию, потому что больше все равно было нечего делать — не оставлять же курсантов бездельничать. Тищенко и Лозицкий, как и обычно, отправились в ленкомнату делать боевой листок. В окно были хорошо видны работающие граблями и метлами курсанты. От вида этой панорамы Тищенко глубоко ощутил все преимущество своего положения, а когда пошел мелкий дождик и спины товарищей стали темными от влаги, Игорь и вовсе почувствовал себя эдаким средневековым феодалом. «Все-таки в армии обязательно нужно уметь хоть что-то делать или же делать вид, что умеешь. Последнее, в крайнем случае, тоже может помочь. Не сказал бы я Гришневичу, что писал статьи — торчал бы сейчас под дождем. А так полная лафа — сухо, на голову не капает, спокойно и письмо домой можно без лишней спешки написать», — от нечего делать Игорь перебирал все выгоды своего нынешнего положения. Делать ему было нечего потому, что Лозицкий еще только дорисовывал голову очередного громилы с квадратной челюстью и красной звездой на каске, а Игорь уже успел набросать четыре заметки о жизни взвода. «Лозицкому даже не порадоваться, глядя из окна — только закончит «суперрейнджера», сразу же мои заметки надо переписывать… Хотя… А зачем он, в сущности, так торопится?!» — подумал Игорь и решил «помочь» товарищу:
— Лозицкий!
— Чего тебе?
— Тебя что — кто-нибудь в шею гонит? Не торопись.
— А что?
— Посмотри за окно.
— Ну?
— Хочешь туда?
— Что я — дурак, что ли?!
— Тогда не торопись. А то придет Шорох или Гришневич, а они в казарме, наверное…
— Ясное дело — не торчать ведь им под дождем.
— Так вот: придут и посмотрят — а у нас уже все готово. А раз готово — идите-ка Лозицкий и Тищенко, да поработайте немного под дождичком. И в следующий раз не три часа на листок дадут, а один — чтобы дурью не маялись. Да и вообще — не надо торопиться!
— А что?! Пожалуй, что и так.
Игорь принялся писать домой, а Лозицкий — листать подшивку надоедливого и скучного, но единственного журнала «Советский воин» за 1984 год.
— Уже закончыли? — голос Шороха произвел эффект взорвавшейся бомбы — увлеченные курсанты проворонили приход своего командира и теперь молчали, лихорадочно соображая, что бы сказать в ответ.
Отвечать нужно было обязательно и Игорь, чтобы хоть что-нибудь сказать, невозмутимо отчеканил:
— Никак нет, товарищ младший сержант.
— Нет? Тагда пачэму вы вместа таго, штоб делать листок, занимаетесь пастаронними делами? Ты пачэму-та пишэш непанятна што, а Лазицкий чытает журнал. Я не понял?
Игорь незаметно для Шороха подменил письмо на листок, где уже написал заметки и теперь протянул его сержанту:
— Товарищ младший сержант, это я заметки о взводе писал. Мне так сержант Гришневич приказал. А Лозицкий потом начисто переписывает.
— Я пака вижу, што Лазицкий не перэписывает, а чытает журнал! — Шорох вернул Игорю листок с заметками.
— Никак нет, Лозицкий просто ищет в журнале подходящий рисунок для боевого листка.
— Это правда? — спросил Шорох у Лозицкого.
— Так точно.
Но от въедливого младшего сержанта, еще не прослужившего и года, а потому чрезвычайно довольного своим командирским положением, отделаться было не так-то просто. Он увидел листок с уже завершенным рисунком и спросил:
— А это што, разве не листок?
— Листок, — ответил Тищенко.
— Так ведь он с рысункам?
— Мы хотели, как лучше, чтобы найти стреляющего солдата. Как раз по теме получилось бы. Если сейчас Лозицкий найдет, он еще раз перерисует, а этот листок для другого раза оставим. А если не найдем, придется на этом рисовать, — соврал Игорь.
Но Шорох воспринял слова Тищенко с недоверием, и игру пришлось продолжить. Сделав серьезное лицо, Тищенко озабоченно спросил у Лозицкого:
— Ну, как — ничего нет?
— Как назло — нет! — подыграл Лозицкий.
— Товарищ младший сержант, может нам уже на этом рисовать, раз новой картинки нет? — Игорь вновь подал листок с рисунком.
— Вы тут слишкам не мудрыте — к ужыну уже нада павесить. Пишыте на этом.
Курсанты сдержанно улыбнулись в спину уходившему Шороху, а когда сержант вышел из ленкомнаты — от души расхохотались.