Поднялся высокий, толстый парень в огромных роговых очках на багровом лице и просипел голосом, идущим из самых недр его огромного чрева:
— Курсант Фуганов. Студент РТИ. Призвался из Минска. Отец — прапорщик, мать в библиотеке работает.
Гришневич хитро подмигнул Шороху и спросил у Фуганова:
— Слушай, Фуганов, а твой отец, случайно, не в бригаде служит?
— В бригаде.
— Смотри, Вася, Фуганов-младший к нам попал. Знаем мы твоего отца. Ладно, садись. Кто там следующий?
— Курсант Албанов. Учился в Минске, в политехническом. Отец — майор, служит в Уручьи. Призывался тоже из Минска. Мать — учительница.
— Что-то у нас пока сплошные дети военных, — весело заметил Гришневич.
— Курсант Лупьяненко. Я тоже из Минска. Отец — инженер, мать — экономист. Сам в РТИ учился.
Понемногу дошла очередь и до Игоря:
— Курсант Тищенко. Призывался из Витебска. Учился в пединституте, закончил один курс. Отец — агроном, мать — экономист.
— А что делать умеешь? Чем занимался? — неожиданно спросил Гришневич.
Тищенко, не зная, что ответить, растерянно замолчал. Но потом вспомнил, что мечтал стать журналистом и решил соврать:
— Немножко литературой занимался, статьи для газет писал.
— Это хорошо, что писал, — обрадовался Гришневич, — будешь боевой листок во взводе выпускать. Давайте и остальные — тоже рассказывайте, кто что умеет.
— Курсант Лозицкий, призывался из Бреста.
— Из самого?
— Да.
— А я из Пинска. Я там гидромелиоративный техникум закончил. А уходил тоже из брестского облвоенкомата. Давай, дальше рассказывай! — сержанту надоело предаваться воспоминаниям.
— Отец — инженер, мать — продавец. Учился в техникуме. Немного рисую.
— Совсем хорошо. Слышишь, Василий — один пишет, другой рисует. Лозицкий!
— Я.
— Будешь с Тищенко боевые листки делать. Слышишь, Тищенко?
— Так точно, товарищ сержант!
— Ты нам всё рассказал, Лозицкий? — спросил Гришневич.
— Так точно, — ответил Лозицкий.
Лозицкий был стройным, худощавым, высоким парнем с почти обычной внешностью. Но именно это «почти» — ярко-рыжие, почти огненные волосы (вернее — их едва заметная поросль), делали Лозицкого всегда очень заметным среди других курсантов. Как и всякий рыжий, Лозицкий, кроме того, имел на своём лице огромное количество самых разнообразных по форме веснушек.
За Лозицким поднялся маленький, круглолицый паренёк, уступивший утром Игорю своё место в строю:
— Курсант Резняк из Минска. До армии работал на тракторном заводе.
— Ну и как там — можно на работу устроиться? — спросил Гришневич.
— Можно, товарищ сержант. Слесари надо.
— Может, мне после дембеля махнуть? А с жильём как?
— Кто не минский, сразу общежитие дают, а со временем и квартиру.
— Тогда работать можно. А родители твои кто?
— Отец тоже на тракторном, наладчиком работает. И мать там — кассиром.
— Много ты на заводе зарабатывал?
— Под двести. Но это ведь первый год.
— Неплохо. Так, говоришь, слесарей мало?
— Мало… Шофёры тоже нужны… сборщики в цех…
— А что, Василий, может, махнём после дембеля на тракторный?
— Пасмотрим… — лениво отозвался Шорох.
Фамилии мелькали так быстро, что Тищенко вскоре перепутал их обладателей. Но фамилию последнего курсанта Игорь запомнил хорошо:
— Курсант Сашин. Призывался из Минска. Учился в политехническом, закончил только первый курс. Отец у меня военный — майор, мать учительницей работает.
Сашин говорил очень высоким голосом, почти как девушка.
— А-а, Сашин. Мне про тебя старший прапорщик Креус вчера говорил. Твой отец ведь в штабе округа работает?
— Да.
— Курсант, а тем более сын майора должен отвечать не «да», а «так точно». Ясно?