— Эй, курсант, тебя учили честь отдавать? — окликнул сержант.
— Так точно.
— Бегом на шесть шагов назад и отдай, как положено.
Игорь отошел и отдал часть.
— Ты из какой роты?
— Из второй.
— Кто твой командир?
— Сержант Гришневич.
— Так вот, передай своему сержанту, что я сделал тебе замечание за то, что ты не умеешь честь отдавать. Понял?
— Так точно.
— Смотри, я проверю! — довольный собой сержант отпустил Игоря.
Санчасть оказалась маленьким двухэтажным домом. Рядом с дверью висела красная табличка, на которой было написано; «медпункт в/ч 52 920 и в/ч 14 412». «Странно, все говорят «санчасть», а тут «медпункт» написано», — удивился Игорь и с опаской вошёл внутрь. Ему казалось, что какой-нибудь сержант выставит Игоря за двери за то, что он не спросил разрешения войти. Сразу за дверями располагалось небольшое фойе, в котором сидели солдаты, ожидавшие приёма. Заняв очередь, Тищенко принялся рассматривать плакаты, висевшие на стене напротив. На плакате были нарисованы солдаты, лица которых сплошь покрывали язвы и шанкры, полученные после одного единственного поцелуя с девушкой. Над всеми этими неприятными картинками было написано: «Будь бдителен в увольнении — берегись сифилиса!» Очередь двигалась быстро, и Игорь вскоре попал на приём.
В просторном кабинете за большим письменным столом сидел пожилой, седовласый врач. «В очереди говорили, что сегодня подполковник Румкин принимает. Наверное, это он и есть», — вспомнил Тищенко и немного запоздало спросил:
— Разрешите войти?
Румкин поднял свои маленькие свиные глазки, которые, будто буравчики, изучающе впились в Игоря, и недовольно спросил, не ответив на вопрос курсанта:
— Что такое с тобой стряслось?
— Сегодня утром бежал на зарядке… Стало тяжело бежать, и кровь из носа пошла.
— Ну, и что дальше?
Игорь несколько растерялся от такого тона подполковника:
— Просто мне было плохо, и я подумал… Может, нужно обратиться?
— И что — очень плохо было?
— Не знаю…
— Что ты не знаешь? Ты вот что не знаешь — зачем сюда пришёл! Не засоряй мои мозги, солдат, своими бреднями! Вижу, что служить не хочешь, а придётся! Отправляйся в своё подразделение и больше здесь не появляйся!
— А если кровь… опять пойдёт?
— Ну, пойдёт, и пусть себе идёт — ничего страшного. Голову под кран подставишь, и всё нормально будет! Сам расковырял, наверное, а теперь мне голову дуришь! Свободен!
Игорь выскочил из кабинета, словно ошпаренный. Неприятнее всего было то, что Румкин не только не посмотрел на Игоря, но даже и не предложил ему сесть. Тищенко ожидал чего угодно, но только не такого приёма. В худшем случае Игорь рассчитывал, что ему хотя бы прижгут лопнувшие капилляры. Но всё неожиданно вышло совсем иначе.
А в это время подполковник медицинской службы Румкин самодовольно думал о том, что если бы не он, то добрый десяток солдат ежедневно уклонялся бы от службы: «Сосунок маменькин! Кровь у него пошла, видите ли… Так и норовят, сволочи, какую-нибудь поблажку себе устроить!»
Совершенно бледный и подавленный происшедшим Игорь медленно подошёл к двери класса и позвонил. Двери открыл Гришневич. Увидев лицо курсанта, сержант испуганно спросил:
— Тищенко, что это с тобой случилось? Что тебе в санчасти сказали?
— Мне там нос закапали и таблетку какую-то дали, — соврал Игорь.
— А сейчас как себя чувствуешь? Нормально?
— Так точно.
— Садись, сейчас будем писать.
Поведение Румкина показалось Игорю столь диким, что курсант не решился сказать правду Гришневичу, опасаясь, что сержант не поверит. Между тем Гришневич отдёрнул одну из ширм на стене, и перед глазами курсантов возник большой деревянный щит-схема под названием «тактико-технические характеристики трёхканального телеграфного аппарата Б-67».
— То, что вы здесь видите, предстоит запомнить каждому наизусть. Сегодня мы перепишем эту схему в тетради, а затем будем учить, — торжественно и многозначительно объявил сержант.
Оценив впечатление, произведённое его словами, Гришневич продолжил:
— Сейчас младший сержант Шорох принесёт специальные секретные тетради. От обычных такие тетради отличаются тем, что их нельзя будет выносить за пределы этого класса. Это первое. Второе: все листы в тетрадях пронумерованы. Это сделано для того, чтобы исключить бесконтрольное вырывание листов. В конце каждой тетради будет наклеена специальная печать на нитку, которая продета через все листы. Благодаря этому нельзя вставить другие листы. Предупреждаю — это военная тайна и её несохранение может вам очень дорого стоить, вплоть до дисбата и тюрьмы. Я со своей стороны предупреждаю, что любое неправильное обращение с тетрадями, любая болтовня о том, что мы будем делать в этом классе, будет жестоко караться. Это и заступление дневальным через день, и наряды по столовой, и многое другое. В письмах домой тоже нельзя ничего писать о специальности. Могу вам сказать, что время от времени особый отдел читает ваши письма. И не дай бог кому-нибудь попасться. Всем это ясно?