— Штык-нож подвешивайте с правой стороны, на ширине ладони от пряжки, — пояснил Гришневич.
После выдачи оружия сержант повёл наряд на улицу для «проведения инструктажа». Тищенко и раньше видел перед казармой нарисованные на асфальте белые кружки, но только сейчас понял их назначение. Внутрь каждого такого кружка во время инструктажа должен был становиться курсант. Львиную долю всего инструктажа Гришневич придирчиво проверял подворотнички, пряжки, стрелки на хэбэ и тому подобное, и лишь в самом конце спросил у всех «Обязанности дневального». Игорь отвечал первым и поэтому сносно справился с началом. Хуже, но вполне терпимо рассказали середину Каменев и Лупьяненко, а вот Кохановскому не повезло — ему достался самый конец. Конец все знали плохо, но Кохановский не знал его вовсе.
— Ты что, Кохановский, мои слова через член пробросил? — раздражённо спросил сержант.
— Никак нет, товарищ сержант, просто я конец плохо знаю…
— Конец ты плохо знаешь?! Да ты ни хера не знаешь, курсант! Не дай бог так на разводе мычать будешь! Ты у меня тогда весь наряд на говне просидишь! Всё, напра-во. Правое плечо вперёд. Шагом-марш! Смотрите у меня, чтобы на разводе всё было в порядке!
Развод отличался от инструктажа только масштабом — он проводился сразу для всего батальона. Три сержанта и двенадцать дневальных построились в шеренгу по два. Вскоре сержантов отозвал к себе дежурный по части, а к курсантам подошёл его помощник — младший сержант из первой роты. Младший сержант осмотрел строй и спросил:
— Больные или те, кто не может нести службу по состоянию здоровья, есть?
— Никак нет! — дружно гаркнули курсанты.
— Первая шеренга — два шага вперёд, шагом марш. Обе на шесть шагов влево разом-кнись!
После всех этих перестроений помощник дежурного принялся ходить вдоль шеренг, пытаясь отыскать какие-либо «преступления внешнего вида». Но их не было, и младший сержант с постным лицом принялся в очередной раз у всех по очереди спрашивать обязанности дневального. При ответе он не требовал продолжать, и все начинали с самого начала. С началом никаких проблем не было, и помощник остался вполне удовлетворённым. После всего этого курсантов отправили на прежнее место. Сержанты вернулись и подошедший вместе с ними прапорщик (дежурный по части) рассказал несколько случаев о том, как в Минске в разных частях города были нападения на дневальных. Потом, немного помолчав, он обратился к афганской теме:
— Смотрите — ночью не спать! Вон в Афгане один дневальный заснул, так и ему шею ножом перерезали и всю роту душманы вырезали. Здесь, конечно, не Афганистан, но случиться может всякое. За оружейной комнатой следите особенно внимательно.
После наставлений весь наряд прошёл строем мимо дежурного по части и отдал ему честь. Отойдя от прапорщика метров на двадцать, строй распался на три части, каждая из которых направилась в свою роту.
— Смотрите, сейчас будем наряд принимать, следите — если где какой триппер (словом «триппер» в армии называют не болезнь, а мусор), не принимайте. Пусть вначале всё уберут. Краники обязательно должны быть натёрты. Примете бардак — сами потом до полуночи будете пидорасить, — поучал по дороге Гришневич.
Обычно при приёме наряда курсанты в учебке замечают любые недостатки и заставляют предыдущий наряд их устранить. Но и Тищенко, и Лупьяненко попали в наряд впервые, и по неопытности им было совестно цепляться к своим же товарищам. Тем более что везде было вполне чисто, а краны в умывальнике горели желтоватым блеском свежеочищенной латуни. Наряд приняли без особых происшествий, и уже в девятнадцать ноль ноль Тищенко стоял у тумбочки.
Первый час прошёл быстро: стоять было даже интересно. Вскоре пришёл взвод вместе с Шорохом и по проходу взад-вперёд замелькали знакомые лица курсантов. Лупьяненко в это время пришлось выносить мусор — старый наряд, пользуясь неопытностью смены, оставил его в туалете.
Без пяти восемь к Игорю подошёл Гришневич:
— Кричи, чтобы готовились на ужин.
— Рота, приготовиться к построению на ужин! — негромко крикнул Игорь.
— Ты что, Тищенко, крикнуть нормально не можешь? Пищишь, как крыса. Можешь громче? — недовольно поморщился Гришневич.