Гришневич отослал Шороха смотреть за работой на улице, а сам остался в казарме. Но мысли сержанта были заняты не столько уборкой, сколько предстоящим визитом в баню и, самое главное, ожиданием приезда командира взвода: «Мищенко должен вот-вот появиться. Пока ещё старлей, но скоро получит капитана. Во многом благодаря мне. Пора бы и ему должок отдавать — я ещё два месяца назад отпуск просил. Может, даст… Да и Шорох в роли командира отделения неплохо освоился. Правда Мищенко может и зубы показать — мол, Шорох впервые со взводом, служит чуть больше девяти месяцев… А вдруг что случиться? Ерунда! Пусть лучше Мищенко о звёздочке, которую я ему сделал, помнит. Замок Крыленко не очень-то напрягался, только о дембеле и думал… В баню пойдём — надо будет газет и журналов купить, да афиши глянуть — может что-нибудь хорошее в кино идёт. Тогда с Яровым «увал» возьмём и сходим».
Если бы сержанта одолевали не столь серьёзные проблемы, нерадивые курсанты могли бы попасть в неприятную историю. К примеру, Тищенко «с мясом» оторвал свой подматрасник, но Гришневич этого не заметил.
После возвращения в казарму курсанты принялись складывать на разостланные простыни всё постельное бельё, образовав несколько больших куч. Кровати заправляли без белья. Нужно было отправить кого-нибудь сдать грязное бельё Черногурову, и Гришневич назначил первых же попавшихся ему на глаза курсантов:
— Тищенко! Лупьяненко! Несите бельё в каптёрку к Черногурову. Да смотрите, сдавайте под счёт — не дай Бог сдадите больше, чем отметит каптёрщик! Какая цифра при сдаче белья, такая должна быть и при получении. Не так посчитаете — вечером выдадут меньше, и кто-то останется без белья. Но я думаю, что в первую очередь без белья останетесь вы.
«Первыми попавшимися» Игорь и Антон оказывались довольно часто уже в силу того, что спали рядом с сержантом. Тищенко с большим неудовольствием воспринял очередной «счастливый случай». Еще с июня у Игоря сохранилось очень отрицательное отношение ко всякого рода материальной ответственности. Дело в том, что не далее, как полтора месяца назад, перед полевой практикой в Верасах нужно было получить одеяла — по два на каждого студента. Одеял на всех не хватало, и Игорь решил кроме себя взять их на двух отсутствовавших приятелей-однокурсников: Висукова и Рыбаковича. Но если Игорь сдал в конце практики три одеяла, а Рыбакович два то Висуков — ни одного. В результате одного одеяла не хватило, а так как все было записано на Тищенко, с него и спросили. Не заплатив, Игорь уехал домой, а в институт за последней стипендией попросил зайти мать, но деньги за одеяло все равно вычли. Игорь считал Висукова виновным в потере двадцати двух рублей и после этого случая решил никогда ни за что не расписываться. Но жизнь оказалась сложнее — Гришневич не просил, а приказывал, так что альтернативы у Игоря не было. Лупьяненко и Тищенко по очереди пересчитали белье, но получили разные результаты. У Антона вышла пятьдесят одна простыня, а у Игоря — пятьдесят две. Пришлось пересчитывать еще раз. Гришневич, увидев заминку, закричал из своего угла:
— Что вы там, как сонные мухи?! Сейчас последними придете и до завтрака сдать не успеете. Улетели отсюда!
Прекратив пересчет, курсанты завязали узлы и поспешили к каптерке. Но пришли они все же не последними. Последним пришел четвертый взвод в лице Мухсинова и узбека Абдухаева. Игорь и Лупьяненко едва успели сдать белье до завтрака, а вот Мухсинову и Абдухаеву пришлось отправляться назад.
После завтрака всю роту построили перед казармой, и прапорщик Атосевич произнёс длинную речь:
— Сегодня для четвёртого и пятого взводов, как обычно, баня. А вот для первого, второго и третьего баня впервые. Для первых трёх взводов рассказываю, для остальных напоминаю. Вначале едем на троллейбусе номер пять, затем пересаживаемся на девятнадцатый. По городу идём только строем, в порядке нумерации взводов. Вместе со мной колонну поведёт старший сержант Дубиленко. Остальные сержанты — перед своими взводами. Моемся по очереди. Мы идём после первой роты. За нами ещё третья придёт, так что надо шевелиться. Моемся повзводно. Опять же в порядке нумерации взводов. Гражданских не будет, но баня самая обыкновенная, городская. В бане ничего не красть — если кто что-нибудь «нечаянно» прихватит, я из его рожи задницу сделаю. В троллейбусе на баб не пялиться и не орать от восторга, если кусок сиськи или письки под юбкой увидите. Само собой не материться. Если кто ругнётся — после бани сразу на очки пойдёт. И ещё — сколько раз не ездим, вы вечно как понасрёте в салоне, что люди в троллейбус не входят, а следующего ожидают. Поэтому предупреждаю — в троллейбусе не пердеть, чтобы было видно, что едут не кони, обожравшиеся горохом на завтрак, а курсанты учебного подразделения.