Проверка в этот вечер, как и обычно, проходила перед казармой. Вытянувшись по стойке «смирно», курсанты старательно пожирали глазами казарменную стену. Красная штукатурка за недолгую службу Игоря уже успела местами обвалиться и на стене, словно памятник бесхозяйственности, появились бельшие рыжие проплешины. «Да, вот уже и стена не такая, какой была вначале. Идет время потихоньку… Идет'', — подбодрил себя Игорь. Все три дежурных по роте орали одновременно, мешая друг другу. Но так следовало поступать по уставу. Слушать приходилось внимательно, чтобы случайно не прозевать свою фамилию. Это грозило большими неприятностями. Начали читать фамилии второго взвода. Петраускас как будто бы специально произносил фамилии слишком тихо:
— Лупьяненко.
— Гутиковский.
— Ищенко.
Игорь уже был готов к ответу. За минуту до этого он набрал полные легкие воздуха и теперь, резко выдохнув, завопил изо всей силы:
— Я!
Если быть более точным, то не «я», а скорее «й-а-а». Самым главным во всей этой процедуре было не сбиться при вопле на высокие ноты. Два дня назад Сашин сорвался, и теперь многие во взводе издевательски пищали, еще издали завидев курсанта. Сегодня, правда, уже никто не пищал — вероятно, надоело, но Игорь не хотел повторять чужие ошибки. Больше сложностей при проверке не предвиделось, а простоять до конца по стойке «смирно» было не такой уж большой проблемой. Петраускас начал читать список четвертого взвода. В четвертом фамилии были самые разнообразные, но Игорь помнил список почти наизусть: «Брегвадзе, Абилов, Аскеров, Мамедов, Мухсинов, Хусаинов, Хакимов, Абдухаев, Исломов… Петров…
Петров не отзывался.
— Петров! — рявкнул Петраускас.
Из строя раздалось едва слышное:
— Я.
— Не понял, Петров!
— Я!
На этот раз Петров ответил, как положено, но теперь отделаться от сержанта было не так-то просто:
— Петров, а ну-ка — потренируйся.
— Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я… Я-я-яяя, — в конце получилось почти слитно, напоминая собачий лай.
— Хватит. Галкин!
Казалось, что Петров перестал соображать — неслось все то же «яяяяяяя.» К Петрову подлетел Миневский, заехал ему по затылку и заорал:
— Головка от х…! Заткнись!
После этого небольшого и вполне обычного инцидента проверка вновь потекла своим чередом. Покончив со списком, Петраускас зачитал завтрашний наряд. Второй, взвод заступал дежурить по столовой.
— Дежурный по столовой — сержант Гришневич, с ним восемь курсантов второго взвода…, — читал Петраускас.
После проверки Гришневич задержал взвод на улице, чтобы кое-что сообщить. Остался стоять и третий — Щарапа заступал дежурным по роте. Гришневич начал зачитывать список тех, кто должен был пойти в наряд:
— Гутиковский, Петренчик, Кохановский, Мазурин, Ломцев, Туй, Доброхотов и Коршун.
В это время Петренчик, мучившийся слюной, скопившейся у него во рту, и обозленный неожиданным нарядом, незаметно сплюнул на асфальт. Гришневич этого не заметил, зато заметил Щарапа. Щарапа быстро подошел к Петренчику и потребовал:
— Я не понял, солдат. А ну, вытер своей пилоткой асфальт! Быстро!
Подошел недоумевающий Гришневич:
— Что такое, Федя?
Гришневичу явно не понравилось, что Щарапа поучает его взвод. Но Щарапа не обратил на Гришневича никакого внимания, сосредоточившись на Петренчике:
— Я не понял! Ты что, боец, слова плохо понимаешь? Так я тебе по-другому могу объяснить! Вытер быстро!
Игорь, да и весь взвод, хорошо понимали, почему Петренчик стоит, как вкопанный. Не далее, как вчера, Гришневич битый час распинался о том, что он — непосредственный начальник взвода и без его приказа никто и шага не должен сделать, если приказывающий не является прямым командиром. Щарапа прямым командиром не был, и Петренчик оказался между двух огней — с одной стороны, его ожидала месть «деда» и самого «основного» сержанта Щарапы, а с другой стороны, он боялся нарушить инструкции своего командира.
Гришневич вначале обрадовался такому поведению своего курсанта, но потом, опасаясь, что Щарапа может подумать, будто бы Гришневич настраивает против него своих курсантов, сержант стал думать, что бы ему предпринять. Поэтому после едва уловимой паузы Гришневич заорал на Петренчика:
— Выполнять, что приказал старший сержант Щарапа!
— Есть, — хмуро ответил Петренчик, присел и вытер пилоткой плевок.