Сразу за казармой бетонный забор был немного ниже, чем в других местах, и Бульков решил его преодолеть именно здесь. Первым, осмотревшись по сторонам, перелез Тищенко. Вслед за ним за забором оказался Сашин. Причем сделал это он так неуклюже, что упал прямо сверху на тротуар.
— Осторожнее, Сашин, а то вместо госпиталя придется тебя везти в реанимацию! — испуганно сказал Бульков.
Падение могло закончиться для Сашина куда более серьезными последствиями, а в этом случае обязательно стали бы копать, почему и как увольняемые сказались не на КПП, а возле забора. Последним лез Фуганов. Точнее, он пытался лезть, потому что толстяку никак не удавалось не то что переместить свою многокилограммовую массу через забор, но даже просто поднять ее вверх.
— Да уж… Что же нам делать? — озабоченно пробормотал Бульков, глядя на бесполезные потуги Фуганова.
— Давай. Фуганов — помогай себе ногами, — советовал Сашин.
С лица Фуганова стекали крупные кали пота, но забор оставался для него все такой же непреодолимой преградой, как и несколько минут назад… Сашин еще пытался как-то тянуть за руки товарища, а Тищенко в сердцах махнул рукой и скептически сказал Булькову:
— Товарищ младший сержант, надо что-то делать — он ведь все равно не перелезет!
— Пожалуй, ты прав. Фуганов, перелезешь?
— Я стараюсь, — ответил Фуганов и еще усерднее принялся изображать один из подвигов Геракла.
Но подвига вновь не получилось, и в конец отчаявшийся Фуганов сказал совсем упавшим голосом:
— Товарищ младший сержант — я, наверное, не смогу перелезть через забор. Может, где-нибудь в другом месте попробуем?
— Здесь и так ниже, чем где бы то ни было! Эх. Фуганов, Фуганов… Спортом надо больше заниматься! Может, тогда хоть немного похудеешь.
— Я и так уже похудел на одиннадцать килограммов.
— Чтобы перелезть через забор, тебе надо не меньше полусотни сбросить!
— Товарищ младший сержант — наверное, нам придется на КПП идти. Я не перелезу…
— Да ты что, Фуганов, смеешься надо мной? Иди и поищи какую-нибудь дощечку.
Фуганов принес короткую, но широкую дощечку и Бульков изложил план действий:
— Значит так — ты становишься на доску и изо всей силы подтягиваешься. Тищенко и Сашин, вы тяните Фуганова за руки на свою сторону. Я тоже попробую немного подтолкнуть его со своей. Всем ясно? Хорошо. Начали!
И тут Бульков и курсанты совершили почти невероятное — подняли неудобный и громоздкий «центнер» и положили его на забор. Но, даже уже лежа животом на заборе, Фуганов не мог обойтись без посторонней помощи. Поэтому, вместо того, чтобы слезть вниз, толстяк беспомощно болтая руками и ногами, больше всего опасался свалиться вниз. Раздосадованный незапланированной задержкой Бульков пробурчал что-то о навозном жуке, перевернутом на спину и, покраснев от напряжения, стянул Фуганова вниз. Тому больше ничего не оставалось, как приземляться на ноги — в противном случае его стокилограммовому телу пришлось бы туго.
— Да, Фуганов — тебе только бегом с барьерами заниматься! — насмешливо сказал Тищенко.
Фуганов лишь смущенно улыбнулся в ответ. Он и сам понимал, что это «покорение» забора авторитета ему не добавит.
Бульков мчался в госпиталь так, будто бы за ним кто-нибудь гнался. Младший сержант лез сам и заставлял курсантов просачиваться в переполненные, скрипящие по швам троллейбусы трамваи.
Анализы Игоря были плохими, и врач сказал ему готовиться к госпитализации. В госпитале едва все сделали свои дела, Бульков заторопил курсантов назад и даже не разрешил Сашину позвонить домой. Сашин сделал обиженное лицо и дулся до самой части. Но Бульков этого словно не замечал и лишь повторял через каждые десять минут:
— Быстрее! Прибавить шаг! И так черт знает сколько времени впустую ушло.
Бульков ежеминутно занудливо подгонял курсантов. «И что это за муха сегодня укусила Булькова? Что ему за резон так быстро в казарму переться? Странно. А, может быть, сержанты сегодня какой-нибудь праздник отмечают? Так вроде бы нет никакого праздника… А, может, у кого-то из них сегодня день рождения? Хотя вряд ли — они обычно за неделю об этом растрезвонивают», — Игорь терялся в догадках.
Дойдя до части, Бульков подвел курсантов к забору и, проследив, чтобы все перешли на территорию части и пошли к казарме, вновь ушел в сторону троллейбусной остановки.
— Так вот оно в чем дело: у Булькова же еще одна увольнительная есть. Он сейчас от нас отвязался и теперь пошел в свое увольнение гулять по городу! — первым догадался обо всем Игорь.
Фуганов пошел переодеваться в казарму, а Игорь и Сашин задержались на несколько минут на улице.
— Ну, как у тебя дела, а то Бульков даже поговорить не дал?! — спросил Сашин.
— Наверное, скоро положат, — поделился новостью Тищенко.
После небольшой паузы Игорь в свою очередь поинтересовался у Сашина:
— А у тебя как с твоим ревматизмом?
— Вроде бы на этот раз анализы в санчасти ничего не подтвердили. И в госпитале тоже, — грустно ответил Сашин.
— Чего же ты такой печальный? Надо радоваться, что не болеешь! — сказал Игорь.
— Я и радуюсь, — ответил Сашин и попытался улыбнуться.
Но улыбка не получилась, и по этой гримасе Тищенко очень хорошо понял, что Сашин готов на любой ревматизм или грыжу, лишь бы они дали возможность уехать из учебки. Что-то подобное в последние недели стало шевелиться и в недрах души Тищенко. Такие мысли казались Игорю малодушными и недостойными, и курсант пытался их отогнать.
В казарме Игоря заинтересовал какой-то нервный спор, доносившийся с тумбочки дневального. Выглянув из кубрика в проход, Игорь увидел, что на тумбочке стоит Аскеров и с едва заметной улыбкой что-то поясняет стоящему возле него Сапожневу. Игорю даже было показалось, что они мирно разговаривают, как вдруг он явственно услышал нервный крик Сапожнева:
— Стань по стойке смирно, солдат! Ты ведь дневальный!
— Я и стою! — невозмутимо ответил Аскеров.
Это было почти открытое неповиновение сержанту. Игорь стал с интересом наблюдать за происходящим. Сапожнев был самым нерешительным из всех сержантов, и сейчас это было хорошо заметно — он явно растерялся и не знал, как себя вести в возникшей ситуации. Аскеров же, напротив, с нескрываемым торжеством смотрел на сержанта.
— Ты станешь или нет?! — нервно спросил Сапожнев.
— Стану, если так хочешь! — улыбнулся Аскеров, но все же вытянулся по стойке «смирно».
— Так-то, — облегченно сказал Сапожнев и отошел от тумбочки.
— А тэпер мэне можна стать, как раньше? — спросил у него Аскеров.
— Можно. Главное, чтобы ты свои обязанности выполнял, — сказал ему Сапожнев и, недовольно взглянув на Игоря, пошел в свой кубрик.
— Молодец ты, однако — смело с сержантом говорил! — похвалил Игорь Аскерова.
— А ты думаль! Чито мэне сержант, он еще молодой — только полгода служит!
— Скоро уже год будет, — поправил Тищенко.
— Э-е! До приказ еще дожить надо. Скоро и мы «свисток» будем, — философски заметил Аскеров.
— Будем, — согласился Игорь.
После ужина рота гудела, как растревоженный улей. Ажиотаж поднялся из-за привезенных шинелей. Атосевич вместе с Черногуровым еще только пересчитывали в каптерке привезенные шинели, а по роте уже прокатился слух о том, что шинелей хватит далеко не всем. Опасаясь, что слухи окажутся верными (благо, за долгую службу старшего сержанта таких примеров было предостаточно), Щарапа заявил, что третий и пятый взвода будут получать шинели первыми. Его охотно поддержал Дубиленко. Гришневич, Петраускас и Миневский слегка поморщились, но открыто возражать не стали. Тем не менее, едва Атосевич высунулся из каптерки и спросил о том, как лучше выдавать шинели, Гришневич, как ни в чем не бывало, заявил:
— Лучше всего вначале первому, потом второму и так далее…
Щарапа и Дубиленко недовольно переглянулись, но тоже, в свою очередь, промолчали. Атосевич согласился с предложением Гришневича и принялся выдавать шинели первому взводу. Щарапа успокоился быстро, а вот Дубиленко продолжал нервничать — до пятого взвода шинели могли и не дойти. «Ну и выскочка этот Гришневич — на полгода меньше прослужил, а уже свои права качает! Хотя я тоже почти таким же был в свое время. Но все же шинелей моим может и не хватить», — недовольно подумал Дубиленко, и раздраженно сказал старшине роты: