Подбежали Туй и еще несколько солдат, но Рагимов отправил их работать, заявив, что поможет Игорю и сам.
— Давай — лезь за забор! Помоешься водой — кровь идти не будет, — предложил Рагимов, подведя Игоря к забору.
— Как это? Там ведь уже не территория части, а выходить за территорию части запрещено?! — удивился Тищенко.
— Я разрешаю, — «великодушно» заявил Рагимов.
— А вдруг прапорщик заметит?
— Ну и что — я ему все скажу. Лезь и не бойся, раз говорю, то можно! — Рагимов помог Игорю перелезть забор, и курсант оказался за территорией части.
«А Рагимов — хороший парень, хоть вначале мне и не понравился!» — подумал Игорь, и ему стало стыдно за то, что он плохо думал об азербайджанце вначале работы. Путь к Свислочи оказался не таким уж простым делом. Из-за большой крутизны было трудно спускаться вниз. К тому же, едва Игорь сделал несколько шагов, как его ноги оказались оплетенными стеблями крапивы и других растений, в изобилии произраставших на склоне. Сделав несколько неуклюжих попыток вырваться из этого растительного плена, Тищенко не удержал равновесия и кубарем скатился вниз, расцарапав себе лицо. Остановиться Игорю удалось лишь у самой воды. Неприятно ныла нога, которую он ударил о какой-то камень, попавшийся на пути. Щеки же вообще пылали огнем. Проведя по ним ладонью, Тищенко ощутил десятки только что вскочивших прыщей, оставленных «на память» крапивой. Кровь от всех этих кувырканий разбрызгалась по всему хэбэ, и Игорь с неудовольствием подумал о том, что теперь придется стираться, а значит, в очередной раз недоспать несколько часов. Тем не менее, кровь продолжала идти, и Игорь, наконец, вспомнил, зачем он здесь оказался. Но Тищенко пришлось пройти метров десять, прежде чем он смог добраться до воды через плотную, сплошную стену рогоза. «В народе рогоз неправильно называют камышом», — вспомнил Игорь одну из институтских лекций. Берег был топким, и пришлось становиться сапогом в воду. Игорь боялся, что в сапог наберется воды, но река лишь мягко обхватила ногу курсанта своими холодными струями, а внутри все оставалось сухим. Зачерпнув двумя руками пригоршню слегка зеленоватой воды, Игорь с наслаждением плеснул ее себе в лицо и сразу же почувствовал прилив свежести. Умывшись, Игорь принялся поливать свой затылок холодной водой, и от этого кровь вскоре перестала идти. Тем не менее, Тищенко чувствовал слабость и решил немного посидеть на берегу. Река зачаровывала своей красотой. Если не смотреть по сторонам и представить, что нет ни части за спиной, ни высотных домов Серебрянки — то можно было запросто подумать, что это не Свислочь, а какая-нибудь река, медленно текущая среди пышущего зеленью луга. И в самом деле, Свислочь на этом участке была, пожалуй, наиболее близка к своему первоначальному виду. Во-первых, она располагалась за частью, где почти никто никогда не ходил, а во-вторых, от Серебрянки ее отделяла топкая, болотистая низина, что тоже служило своеобразной защитой от излишнего любопытства людей. Присмотревшись к воде, Игорь заметил паука-серебрянку, строящего свой подводный домик. «За рекой Серебрянка, в реке — паук-серебрянка», — Игорь отметил про себя интересное совпадение. Поднялся небольшой ветер. Рогоз настойчиво зашелестел, словно зазывал Игоря в гости. «А что — стать бы и впрямь этим пауком-серебрянкой! Был бы сам себе хозяином — захотел, туда поплыл, захотел — сюда», — подумал Игорь, и так ему вдруг захотелось стать пауком, что он едва не прыгнул в воду. Игорь промочил все хэбэ, когда поливал водой затылок, и теперь ему стало зябко. Сидеть от этого стало неприятно, но все равно Игорь не хотел покидать гостеприимную реку. «Одна ты только в этом Минске мне и помогаешь. Спасибо. Никогда не забуду твою ласковую и прохладную воду», — Игорь мысленно разговаривал со Свислочью, словно река была каким-то живым существом. Тищенко хотелось хоть немного тепла, которого ему так недоставало в жестком мире за забором, и он решил подружиться с рекой. Свислочь имела перед курсантом одно огромное преимущество — она текла ПО ЭТУ СТОРОНУ ЗАБОРА. «Когда-нибудь и я буду ПО ЭТУ СТОРОНУ. Тогда я обязательно приду к тебе, и мы вспомним это время», — мысленно сказал реке Игорь и начал подниматься наверх. Из-за забора высунулся поджидавший его Рагимов:
— Ну что — ты живой?
— Живой.
— Кров идет?
— Нет, перестала.
— Значит так — иди в казарма. Нечего тебе здэсь делать!
— А, может, я немного проработаю? — попросил Игорь.
— А кров идти не будет?
— Не будет.
— Ну, работай, если хочэш.
Игорь остался не потому, что жаждал работать на жаре, а потому, что боялся, как бы Гришневич не подумал, что Тищенко просто шланганул. Слишком недавно произошла история с шинелью, которую хорошо помнили и Гришневич, и сам Игорь. А так можно было проявить себя чуть ли не героем — работал даже тогда, когда из носа шла кровь. Но минут через пять кровь начала сочиться вновь, и, почувствовав усиливающуюся головную боль, Тищенко подошел к Рагимову:
— Я, наверное, все-таки пойду? А то у меня кровь начала опять идти…
— Конэчьно иди — это надо было сразу сделать! — согласился Рагимов и отправил Игоря в казарму.
Перед просмотром программы «Время» Гришневич построил взвод и как-то особенно торжественно объявил:
— Сегодня ночью ожидается тревога. Она может быть и в двенадцать, и в два, и без десяти шесть. Поэтому вы все должны знать, как надо действовать. По сигналу «тревога» я скомандую: «Взвод, подъем!». Услышав эту команду, вы должны одеться за сорок пять секунд и через минуту, как обычно, стоять в проходе. В это время несколько человек будут заниматься светомаскировкой — завешивать окна своими одеялами. Остальные направляются по команде к оружейке и получают свое оружие и оружие соседей, которые в это время будут завешивать окна. Сразу назначим, кто у нас будет завешивать: наше окно — курсант Доброхотов, как самый высокий на нашем ряду. Соседнее — Петренчик. За Доброхотова оружие получает Гутиковский, а за Петренчика — Лозицкий. На той стороне окна завесят Федоренко и Стопов, а оружие вместо них получат Албанов и Мазурин соответственно. Обязательно берете с собой вещмешки, которые отвяжете от кроватных сеток. Посмотрите, чтобы у каждого в вещмешке была паста, зубная щетка, мыло и полотенце. Тревога — это далеко не так страшно, как вы думаете. Просто все нужно делать быстро и согласованно. Возможно, пойдем на марш-бросок. Сразу предупреждаю — при тревоге не может быть никаких больных! Есть только живые и мертвые! Это особенно касается Тищенко, Фуганова и еще некоторых клиентов, — сержант посмотрел на Сашина, но так его и не назвал.
— И еще — зачет будет по последнему в роте. Наша задача — в полном вооружении построиться пред казармой. Слышишь, Кохановский?
— Так точно.
— Смотри. Если не дай Бог будешь последним — из нарядов не вылезешь! Остальным — то же самое! По тревоге в казарме остается только внутренний наряд — дежурный по роте и дневальные. При получении оружия не суетиться, особенно, когда будете вбегать и выбегать через решетку оружейки. Обычно здесь больше всего бывает случаев, когда курсанты бьют в спешке друг друга частями автоматов и локтями. Хоть это и не специально, но надо быть повнимательнее. А то в прошлом году, когда я еще был курсантом, одному ленинградцу чуть глаз не выбили…
Гришневич коротко рассказал о том, что нужно брать с собой из оружейки и отпустил взвод, потому что скоро должна была начаться программа «Время».
Глядя на экран, Игорь совершенно не следил за тем, что там происходило. Все его мысли были заняты предстоящей тревогой. Сразу же вспомнилась хорошо знакомая с детства картина тревоги в воинской части: пронзительно, чрез равные промежутки времени, взвывала сирена, периодически загоралась красным светом табличка с надписью «тревога». Вскакивали еще несколько секунд назад крепко спавшие солдаты и, торопливо хватая оружие из пирамид, выбегали на улицу. Решетку оружейки почти никогда не показывали, и до армии Игорь был уверен в том, что пирамиды с оружием в казарме располагаются прямо в кубриках.
После вечерней поверки курсанты активно обсуждали свои действия по сигналу «тревога» вместо того, чтобы готовиться ко сну.
— Надо что-то с вещмешками делать!
— То есть? — не понял Тищенко Антона.