Игорь ничего же мог сказать о щедрости или скупости Томченко, поэтому не стал спорить, а просто принял слова Туя к сведению.
Народ тем временем потихоньку прибывал, и вскоре почти весь зал оказался заполненным. Правда, массовость не в последнюю очередь обеспечивалась за счет стройных рядов школьников, студентов, милиционеров и тех же солдат и курсантов. Наконец, на сцену вышла плотная, светловолосая женщина лет сорока, и гудящий зал затих, словно она успокоила его одним взмахом волшебной палочки. Но застыл зал вовсе не из-за уважения, а из простого любопытства. Едва только женщина пояснила, что до начала демонстрации фильма она скажет несколько слов о его создателях и истории, как гул тут же возобновился. Игорю было интересно послушать женщину, но сидящий неподалеку Байраков смешил всех какими-то пошлыми анекдотами, и из-за этого ничего нельзя было услышать. Тищенко даже обрадовался, когда Гришневич прикрикнул на не в меру расходившегося курсанта. Байраков моментально затих, и Игорь получил возможность слушать женщину. Она долго рассказывала о фильме и об исполнителе главной роли Золотухине. Игорь полюбил одного из героев Золотухина — Бумбараша и к тому же читал, что Золотухин работал вместе с Высоцким в театре на Таганке и был чуть ли не другом последнего. Высоцкого Игорь почти боготворил, поэтому рассказ о Золотухине слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. После женщины появилась актриса, также игравшая в этом фильме. Ее Игорь слушал уже с гораздо меньшим интересом. Во-первых, потому, что она говорила слишком долго, а, во-вторых, подругой Высоцкого она не была. Вспомнив о том, как Байраков моментально затих после окрика сержанта, Игорь принялся размышлять о пользе и вреде тоталитарного воспитания: «Вот вроде бы и плохо, что Гришневич так на нас орет и слишком жестко держит в узде, а с другой стороны, он лишь слово сказал и Байраков сразу же успокоился. А вот будь на нашем месте школьники — учителю пришлось бы здорово попотеть, чтобы ученики сидели так же тихо, как сейчас сидим мы. А, может быть, и вообще учитель не смог бы?! И то плохо, и это! Где же выход? В сознательности? Но разве есть сознательность и воспитанность у Байракова, Резняка, да и многих остальных?! Но, с другой стороны, разве я имею право их осуждать? А, может, им просто скучно, вот и всё?!» Задав себе массу вопросов и не найдя ответов на большую часть из них, Игорь вновь переключился на происходящее на сцене.
— А сейчас мы выносим на ваш суд фильм «Человек с аккордеоном»! — объявила женщина, рассказывавшая про Золотухина.
Фильм Игорю понравился. Золотухин играл просто здорово, и Тищенко целиком погрузился в события, происходящие на экране. И, странное дело, он как бы отрешился от проблем внешнего мира и, вместе с тем, ни на секунду не забывал, что находится не дома, а в армии. Сильнее всего на Игоря подействовал эпизод, в котором главный герой встретился с женщиной, которую он когда-то любил. Тищенко почти физически почувствовал боль человека, который в виде шута явился в дом той, которую любил, чтобы ублажать ее и ее мужа. «Так ведь и у меня Ольга сейчас живет нормальной, человеческой жизнью, а я… Кто я сейчас такой? Курсант без элементарных человеческих прав! У меня нет ничего, а Березнякова свободна, как ветер! Почему так устроен этот мир?! Почему?! Почему я все время мямлил в школе вместе того, чтобы сказать, что я ее люблю?! А кто я теперь? Униженный и забитый солдат, который даже на очко не может сходить без разрешения сержанта. Нужно достать адрес Ольги. Сергей обещал попробовать помочь, может, что и получится… А вдруг и я, как и человек с аккордеоном, когда-нибудь приду в какой-нибудь дом и случайно увижу там Ольгу с красивым и богатым мужем? Она, может, и разговаривать со мной не захочет», — мысли неслись такими каскадами, что Тищенко едва успевал их осознавать. И, вместе с тем, он внимательно следил за происходящим на экране, стараясь не пропускать ни одного кадра. Молодость главного героя, совпадающая по времени с молодостью родителей Игоря, Ольга и осознание своей несвободы слились в какую-то сладковато-грустную смесь. Игорю казалось, что где-то в недрах его души зазвучала какая-то волшебная музыка, звуки которой поднимались под самый потолок, постепенно заполняли зрительный зал и, наконец, мощными потоками разливались по всему миру, неся огонь любви к такой теперь далекой Березняковой. Хотелось оторваться от земли и плыть вслед за этими чарующими, небесными звуками. Хотелось обнять Ольгу и говорить, говорить… И, вместе с тем, Игорь ничего этого сделать не мог. От этого Тищенко почувствовал себя несчастным. Волшебные звуки тотчас исчезли, и, казалось, что само здание скорбит вместе с курсантом. «Да — не скоро я смогу увидеть Ольгу…», — последние мысли отвлекли Игоря от экрана, и он даже не заметил, что фильм уже закончился.
После фильма состоялся небольшой концерт. Было уже без пятнадцати двенадцать, но Денисов и не думал вести курсантов в казарму.
— Черт — не выспимся сегодня! — недовольно проворчал Туй.
— Да черт с ним — с этим сном! Сегодня такой прекрасный вечер! Разве он не стоит нескольких часов сна?! — удивленно возразил Игорь.
— Концерт ничего, но спать хочется, да и поесть не мешало бы, — вздохнул Туй.
— Так ведь ты с нами в буфете был!
— В буфете только сладости. А я бы какой-нибудь каши сейчас поел.
— Может быть, нас по возвращении покормят?
— Станут нас в двенадцать часов ночи кормить, как же! — насмешливо возразил Туй, всем своим видом показывая, что его забавляет наивность Игоря.
В полночь концерт закончился, и Денисов приказал курсантам строиться на улице перед кинотеатром. Транспорт ходил уже не очень хорошо, и майор решил вести людей от проспекта Машерова до Ленинского проспекта и дальше на Маяковского пешком. Чтобы сэкономить время, шли через какие-то дворы и подворотни. Иногда в этих подворотнях попадались компании парней. Некоторые молча и удивленно провожали взглядами неизвестно откуда взявшуюся в их дворах военную процессию, некоторые же воспринимали солдат довольно агрессивно. В одном из таких дворов из беседки, стоявшей в тени старых кленов, на роту посыпались оскорбления:
— Эй, лысые — как дела?!
— Эй, придурки — смирно!
— Поцелуйте в зад своего майора!
— Эй, бойцы — хотите бабу пощупать?!
— Да у них не встают, наверное! — раздался циничный женский смех.
Денисов хотел сдержаться, но последняя реплика переполнила чашу его терпения, и ротный нервно спросил:
— Ребята — может быть, хватит?!
— Ой-ой-ой, как страшно! А что нам будет? Может, на губу посадят?
— Товарищ майор, разрешите, мы с ними поговорим?! — не выдержал Байраков.
— Отставить, Байраков! Эй, в беседке — тут мои орлы просятся с вами немного побеседовать… Так что или вы успокойтесь, или я отдам приказ, и вас успокоят!
— Ух, ты! Ребята, да это же Суворов! — откликнулся кто-то из беседки, и там вновь засмеялись.
Но все же предупреждение майора подействовало, и в беседке замолчали, испугавшись, что может и в самом деле последовать атака солдат. Но Денисов явно блефовал, когда грозил беседке — ему никогда не простили бы организацию массовой драки с местным населением. Если бы это все же случилось, Денисова могли запросто уволить по служебному несоответствию (и это был бы далеко не самый худший вариант). Так что такой приказ никогда не был бы отдан и ротный был рад, что все так хорошо закончилось.
— Ничего, ребята — скоро и им служить! Это ведь сопляки совсем — после армии так не кричат. Так что скоро и они попробуют солдатского хлеба и поймут, что так кричать не стоит, — успокаивал майор курсантов, поглядывая на их хмурые и злые лица.
Всю дорогу в казарму Игорь думал об Ольге, о своей любви и о будущей вольной жизни.
К удивлению курсантов для них оставили ужин. Хоть он и остыл, все равно было приятно подкрепиться на ночь. Спать тоже можно было ложиться без лишней суеты. Сдав парадку Черногурову, Игорь пошел чистить зубы. Спать легли где-то в половине второго. «Ну что же — спать осталось чуть больше четырех часов. Но сегодняшний вечер стоил того…» — подумал Игорь, погружаясь в сон.