Глава тридцать пятая
Обед с Курбаном
Гришневич, несмотря на приказ комбата, отправляет Тищенко в наряд по столовой. Игорю не нравится состав наряда — против него что-то замышляют. Резняк провоцирует конфликт. Гутиковский зовет Тищенко «поговорить». Попытка расправы. Тищенко не сдается. Неожиданная помощь. Тищенко ест рыбу с «дедами»-азиатами, пока остальные моют пол. Расправа не удалась — Тищенко остался победителем. Гутиковский боится, что принял не ту сторону.
— Так что, Тищенко — ты говоришь, что уже дембель? — с издевкой в голосе спросил Гришневич.
— Так точно, — хмуро ответил Игорь.
— Значит, тебе можно забить на наряды?
— Почему забить? Майор Томченко приказал меня в наряды не ставить.
— Ты знаешь, Тищенко — я вот раньше тебе сочувствовал, думал, что ты и вправду больной… А оказывается, что ты просто большой гофрированный шланг!
— Почему шланг?
— А потому, Тищенко, что я вчера видел старшего лейтенанта Вакулича и говорил с ним о тебе. И знаешь, что он мне сказал?
— Никак нет.
— Он мне сказал, что ты ничем серьезным не болеешь, а просто шлангуешь! — Гришневич в упор посмотрел Игорю в глаза, интересуясь эффектом, который должны были произвести его слова.
Но Игорь разочаровал сержанта совершенно спокойным ответом:
— Он не мог такое сказать.
Но эта невозмутимость далась Игорю дорогой ценой — в душе курсанта все бурлило от возмущения: «Неужели, правда, что ему это сказал Вакулич?! Не может быть! Но зачем, в принципе, сержанту врать? Потому, что он меня не любит. Но ведь я могу сказать про это Вакуличу, и тогда Гришневич окажется в довольно идиотском положении. Может быть, Гришневич просто недопонял, а теперь выдумывает всякий бред?».
Гришневич не выдержал слишком спокойного тона курсанта и взорвался сам:
— Так ты считаешь, что я тебя обманываю, да? Да я таких душар, как ты, на члене вертел! Да я…
Игорь понял, что задел сержанта не на шутку и пояснил, чтобы смягчить ситуацию:
— Я не это имел ввиду. Просто, может быть, вы что-то не так поняли — меня скоро должны забрать на обследование в госпиталь. А после обследования уже и решат — комиссовать меня или нет.
— А ты, небось, комиссоваться хочешь? — ехидно спросил несколько остывший Гришневич.
— Да — хочу. Я болею, и мне здесь плохо, — ответил Игорь и посмотрел сержанту в глаза.
— Придется перехотеть! А раз ты уже на дембель собрался, то неплохо бы тебе напоследок и службу потащить. Как ты считаешь?
Игорь пожал плечами.
— Придется, Тищенко, придется! Резняк!
— Я!
— Как ты считаешь — это справедливо, что ты все два года будешь служить, а Тищенко домой поедет?
— Конечно, не справедливо! — охотно поддержал сержанта Резник.
— Может, кто-нибудь думает иначе? — спросил сержант и посмотрел на взвод.
Игорь был уверен, что не меньше половины взвода думает иначе, но вот слов в свою защиту он так и не услышал. Лупьяненко и Туй старательно рассматривали пол, а Сашин сделал вид, что внимательно изучает свою пряжку на ремне.
— Видишь, Тищенко — не только я один так думаю, но и весь взвод. Так что придется тебе пока еще немного в наряды сходить, пока не уволишься.
В кубрик вошел Петраускас и почему-то сразу спросил у Гришневича:
— Ну, как — комиссуют твоего парня?
— Как видишь — дембель, твою мать! Ну, ничего, пусть напоследок по нарядам походит, — злорадно сказал сержант.
— По каким нарядам? — удивился Петраускас.
— По самым обыкновенным. Сегодня я по столовой заступаю, а заодно и его с собой возьму. Пусть поработает!
— Ему нельзя в наряд! — решительно возразил Петраускас.
— Ничего — не умрет! — буркнул Гришневич.
— Пока не было обследования, тяжести ему таскать нельзя!
— Да не будет он там ничего таскать — тарелки да пол помоет, вот и все!
— Конечно, это твое дело, но я бы его в наряд не брал!
— Да ничего с ним не станет! Я сам прослежу, — недовольно отрезал Гришневич.
Ему не нравилось, что Петраускас слишком настырно лезет не в свои дела. В ответ Петраускас лишь задумчиво покачал головой и посоветовал Игорю на прощание:
— Смотри, не носи тяжести!
«Вот молодец Петраускас — за чужого курсанта волнуется! А Гришневич — свинья, хоть и такой же белорус, как и я. Лучше бы у нас Петраускас заместителем командира взвода был бы», — подумал Игорь, глядя вслед уходящему литовцу.
— Чего ты уши распустил? Подумаешь, сержант Петраускас о твоей судьбе побеспокоился! Ему хорошо беспокоиться — ты все равно не в его взводе. Я тоже могу о ком-нибудь чужом заботиться.
Игорь попытался представить, как Гришневич о ком-нибудь заботится, но это у него не получилось. От несуразности своей фантазии Тищенко неосторожно улыбнулся.
— Чего ты лыбишься, боец?! Мне глубоко до одного места, что кто-то там о тебе заботится! Сегодня вместе со мной заступаешь в наряд по столовой! Коршун!
— Я.
— Это ты как-то раз вместо Тищенко в наряд ходил, когда к нему мать приезжала?
— Вроде бы я.
— Сегодня Тищенко пойдет вместо тебя.
— А я?
— Останешься в казарме вместе с младшим сержантом Шорохом. Или ты, может быть, в столовую хочешь?
— Никак нет, — поспешно ответил Коршун и на всякий случай отошел подальше от сержанта, чтобы Гришневич не передумал.
— Итак, в наряд со мной идут: Тищенко, Каменев, Резняк, Петренчик, Байраков, Гутиковский, Албанов и Валик.
Состав наряда Игорю не понравился, потому что он попал вместе со своими недругами, либо с теми, кто к нему был равнодушен. Из всего наряда хорошие отношения у Игоря были только с Валиком, но Валик не имел во взводе почти никакого веса и с ним никто не считался. Неплохие отношения у Игоря были и с Гутиковским, но последний при первом же конфликте мог перейти на сторону противников Тищенко, потому что просто-напросто их побаивался. К тому же против Игоря явно что-то замышляли. Подошел Резняк и похлопал Тищенко по плечу:
— Ну что, Тищенко? Говоришь, хочешь сегодня поработать в счет близкого дембеля?
— С чего это ты взял?
— Да так… Тем, кто увольняется, приходится всегда делать дембельский аккорд. Вот и ты готовься — сегодня у тебя будет такая возможность.
— А я просто не захочу и все!
— Не можешь — научим, не хочешь — заставим! Так-то!
«Уж не ты ли заставишь?» — хотел спросить Игорь, но сдержался и промолчал.
— Чего он от тебя хотел? — спросил Лупьяненко, когда Резняк ушел.
— Хотеть-то он ничего не хотел… Просто они, скорее всего, что-то против меня замышляют.
— Я тоже так думаю.
— Почему?
— Просто минут сорок назад Гришневич говорил о тебе с Каменевым и Резняком, что, дескать, надо тебя немного службой нагрузить.
— Плохо, что я там один буду, — тоскливо сказал Игорь.
Ему все больше и больше не нравился предстоящий наряд.
— Держись там как-нибудь. Главное — не заедайся с ними слишком. Чуть что — будь поближе к Гришневичу. Он в любом случае не допустит драки между курсантами, хоть и не любит тебя, — посоветовал Лупьяненко.
— Ладно…
— Ну, сам понимаешь — мы с Туем тебе ничем помочь не сможем. Так что тебе придется самому выпутываться.
— Придется, — вздохнул Игорь.
Оставалась еще небольшая надежда на то, что когда наряд поведут в санчасть, Игоря увидит Вакулич и отправит назад в казарму. Но этому так и не суждено было сбыться: наряд осматривал фельдшер, так как Вакулич уже давно ушел домой.
И вновь потянулся тяжелый, скучный и занудливый наряд. Вновь Игорь ползал с грязной тряпкой по такому же грязному и к тому же залитому жиром полу. Тищенко достался центральный ряд. Справа от него работал Валик, а слева — Резняк. Резняк шел впереди, и Игорь заметил, что он специально сгоняет грязь на ряд Тищенко и ежеминутно оглядывается назад, интересуясь произведенным эффектом. У Игоря все буквально кипело внутри, но пока он себя сдерживал — Резняк слишком явно провоцировал Тищенко на конфликт. Наконец, Резняк не выдержал и первым спросил у Игоря:
— Эй, Тищенко — тебе моя грязь не мешает?