Минут через пять к Тищенко подошел Гутиковский и виновато сказал:
— Слушай, Тищенко — ты на меня не обижайся. Я тут ни при чем. Это все Резняк, Байраков и Петренчик придумали. А меня просто попросили тебя позвать, вот я и позвал.
— Да ладно, чего уж там, — примирительно сказал Игорь, подумав о том, что Гутиковский просто боится Курбана и хочет снять с себя ответственность за случившееся.
Скорее всего, так оно и было, потому что, немного помолчав, Гутиковский спросил:
— А откуда ты знаешь Курбана?
— Помнишь, я когда-то у хлебореза раз после отбоя работал? Я тебе рассказывал.
— Ну.
— Так вот, тогда мы все вместе чай в хлеборезке пили — я, хлеборез и Курбан, — соврал Игорь.
— А-а… Ну ладно, ты не обижайся, — еще раз повторил Гутиковский и отошел к Байракову.
Они о чем-то переговорили и, время от времени косясь на Игоря, принялись за работу.
В половине первого Гришневич повел наряд в казарму.
— Ну что, Тищенко — как наряд? — спросил сержант и внимательно посмотрел на Игоря.
Тищенко лишь пожал плечами.
— Но я смотрю, что ты не очень-то и грустный?
— Так точно, — с улыбкой ответил Игорь, хотя ему было совсем не до смеха.
— Правильно — чего зря грустить?! Все равно скоро домой поедешь! — засмеялся Гришневич.
На следующий день без пяти шесть наряд уже был в столовой и начал накрывать завтрак. После завтрака мыли пол. За этим занятием Игоря застал проходивший мимо Курбан:
— Здрасвуй, зома!
— Здравствуй.
— Чито дэлаешь?
— Пол мою.
— Пускай они помоют за тэбя, — Курбан показал на Резняка и Валика.
— Но ведь я…
— А ты пойдешь со мной есть рыба. Любишь жареный рыба?
— Люблю.
— Иды мой руки и садысь за последний стол. Там сэйчас рыба принесут.
— А пол?
— Пол? Э-ей, ви, домоете пол за него! Ясно?
— Ясно, — поспешно ответил Валик, а Резняк лишь удивленно пожал плечами.
Игорь тоже был удивлен предложением Курбана и сейчас хотел только одного — чтобы его не увидел Гришневич. В противном случае могли возникнуть непредвиденные осложнения. Благополучно проникнув в мойку, Игорь подошел к жестяной ванне, в которой Гутиковский мыл посуду и подставил руки под мощную струю горячей воды. Вначале вода обожгла кожу, но затем рука привыкла к горячей температуре, и Игорь с удовольствием позволил струе массажировать свои ладони.
— Ты чего? — удивился Гутиковский.
— Ничего. Не видишь — руки мою?
— Вижу, что моешь. А вы что — уже так быстро пол помыли?
— Нет. Я просто сейчас иду есть рыбу.
— И нам тоже надо идти, да?
— Ну, если у тебя есть рыба, то можешь идти.
— А ты где взял?
— Я не знаю — Курбан обещал принести. Он где-то взял.
— Так ты будешь с Курбаном рыбу есть? — глаза Гутиковского округлились до такого размера, что казалось, еще немного, и они сольются, поглотив переносицу. — А как же пол?
— Его за меня Валик и Резняк домоют.
— И Резняк согласился?
— А кто его спрашивал?! Курбан поставил боевую задачу, вот Резняк ее и выполняет. Ну ладно, я пошел — а то еще все без меня съедят, — невозмутимо сказал Игорь.
— Да — конечно, — задумчиво пробормотал вконец озадаченный Гутиковский.
Ему было абсолютно непонятно, что общего могло быть у Курбана и Игоря. «Уж не блефует ли наш Тищенко? Может, он мне просто голову морочит, а я и верю, как самый последний дурак?! Надо будет проверить», — решил Гутиковский и пошел вслед за Игорем, стараясь не попадаться последнему на глаза.
Между тем Игорь вновь вошел в обеденный зал и осмотрелся. За крайним столом у стены сидели Курбан, два его помощника-земляка и еще пара незнакомых азиатов. Резняк и Валик мыли ряд Игоря. «Черт, а вдруг Курбан пошутил, и меня сейчас пошлют от этого стола куда-нибудь подальше?» — испугался Игорь и в нерешительности остановился на полпути к столу.
— Что Тищенко, боишься к столу подойти? — насмешливо спросил Резняк, заметив заминку Игоря.
— Ничего я не боюсь. Я просто так остановился, — поспешно ответил Игорь.
«Черт возьми — стоять нельзя, но и идти страшно! Если останусь стоять, Резняк в роте засмеет или опять вчерашняя история повторится. А если пойду и Курбан меня прогонит при Резняке — еще хуже будет!», — думал Тищенко, никак не находя выхода из сложившейся ситуации. В зто время один из незнакомых азиатов заметил Игоря и, видимо, сказал об этом сидевшему спиной к залу Курбану. Курбан обернулся и поспешно позвал Игоря:
— Зома, чего стоиш? Иды сюда. Или ты рыба ужэ нэ хочэш?
— Хочу. Просто как-то неудобно… Вы все-таки больше прослужили, — смутился Тищенко и нерешительно подошел к столу.
— Садысь сюда и еш, — Курбан попросил подвинуться азиата, первым заметившего Игоря, усадил Тищенко напротив себя и придвинул к нему полную тарелку теплой, недавно поджаренной рыбы.
Игорь осторожно взял первый кусок. Он не мог поверить в то, что Курбан позвал его именно ЕСТЬ РЫБУ, а не убирать стол. Тем не менее, факт оставался фактом, и Тищенко понемногу освоился. Он начал гораздо смелее брать куски. Рыба была вкусной и буквально таяла во рту. «Хорошо они для себя готовят. А на столы такую дрянь подают, что только потому ешь, что все равно ничего другого не будет», — подумал Игорь.
Курбан и остальные узбеки долго расспрашивали курсанта о его жизни на гражданке. Наперебой начали хвалить, узнав, что Тищенко до армии учился в институте. Игорь вначале хотел сказать, что у них почти весь взвод состоит из студентов, но потом решил этого не делать — зачем разрушать свой ореол исключительности. Мало-помалу рыба закончилась, и началось чаепитие. Затем Курбан позвал Гутиковского, непонятно почему крутившегося возле стола:
— Э-ей, ты — иды сюда!
Гутиковский подошел к столу и недоверчиво покосился на Игоря. «Может, Тищенко наплел чего-нибудь про меня и сейчас будет разбор за вчерашний вечер?» — испугался курсант. Но испугался Гутиковский зря — Курбан просто заставил его унести грязные тарелки и вытереть стол. Занятие было не самым приятным, но Гутиковский обрадовался уже хотя бы тому, что никакого разбора не будет. Попрощавшись с Игорем, Курбан и его земляки ушли куда-то вглубь столовой.
— Ну что, Тищенко, наелся рыбы? — спросил Резняк, убедившись, что повара ушли.
— А ты что — тоже хотел? — ехидно ответил Тищенко.
— Ты, Тищенко, особенно не зарывайся! Тебе ведь с нами жить, а не с Курбаном. Будешь припухать — устроим темную в сушилке, и ты даже не узнаешь, кто там был, — пригрозил Резняк.
— Одного уже знаю — тебя. Ты ведь сам сказал.
— Если я сказал, это вовсе не значит, что я там буду. Мое дело предупредить.
— Он правильно говорит. Считай, Тищенко, что мы тебя прощаем… Пока прощаем, — усмехнулся незаметно подошедший Байраков.
— Спасибо за прощение! — язвительно бросил Игорь, развернулся и гордо отошел в сторону, всем своим видом показывая, что теперь ему глубоко плевать на угрозы Байракова и Резняка.
— Вот чама очкастая! — не выдержал такой наглости Резняк.
— Что такое? — невозмутимо спросил Игорь.
— Ничего! Проваливай, говнюк!
— Я бы на твоем месте разговаривал повежливее! — с легкой угрозой сказал Игорь и демонстративно посмотрел на дверь варочного цеха.
— Ах ты…! — Резняк буквально задохнулся от злобы, но не сделал ни одного шага вперед и лишь плюнул в сторону Игоря.
В этот момент в зале появился Гришневич:
— Ну что — закончили работу?
— Так точно, товарищ сержант, — ответил Гутиковский.
— Тогда мойте руки и выходите строиться на улицу. Сходим на пару часов в казарму.
«Интересно, видел Гришневич, что я ел рыбу или нет? Скорее всего, видел — не мог же он за такое большое время ни разу не появиться. Но почему же тогда он ничего не сказал, да и сейчас не говорит? Наверное, все же не видел», — решил Игорь по дороге в казарму. На самом же деле Гришневич все видел, но так и не стал вмешиваться. Во-первых, ему не хотелось одному связываться с пятью азиатами, потому что в случае поражения это видели бы подчиненные и наверняка разнесли бы про это на всю роту (на курсантов надежда в потенциальной драке была слабая). А во-вторых, игра явно не стоила свеч — в конце концов, Гришневичу было глубоко безразлично, ел Тищенко рыбу Курбана или нет.