— Сейчас! Я ведь научился летать!
— Давай быстрее, а то Гришневич ждет!
Сержант стоял на берегу в поварском одеянии, и продавал беляши. Игорь нехотя вылез из воды и с удивлением спросил у брата:
— А чего это ты меня по фамилии зовешь?
— Вставай, говорю тебе!
Игорь с трудом разлепил затекшие, склеившиеся веки и увидел склонившегося над собой Каменева.
— Вставай, говорю! — повторил Каменев и несколько раз дернул Игоря за руку.
— Перестань трясти! — пробормотал Тищенко.
Какая-то неодолимая сила тянула его назад на пляж, и Тищенко вновь закрыл глаза.
— Да встанешь ты или нет?! — Каменев потерял терпение и принялся стаскивать Игоря с кровати.
Проснувшись, Тищенко первым делом грубо оттолкнул Каменева в сторону:
— Чего приколебался — видишь, уже встаю?!
— Я вижу, как ты встаешь! Несешь какой-то бред. Например, спрашивал, почему я тебя по фамилии называю. А как же мне тогда тебя называть? — обиделся Каменев.
— По имени-отчеству, — буркнул Игорь.
— Больше ты ничего не хочешь?
— Ладно, не обижайся — я просто не сразу проснулся. Как там работа?
— Так себе. Сашин совсем плохо работал и делал все три раза. Гришневич вконец издергался и сейчас, наверное, вымещает зло на Доброхотове.
— Чего же он на Сашине не выместил — потому, что папа майор штаба округа?
— Как будто бы ты не знаешь! Но ему сегодня тоже досталось — сержант пообещал его в наряд по роте отправить.
— Пусть хоть раз сходит, а то привык вечно по штабам околачиваться, — злорадно заметил Тищенко.
— Ты иди быстрее, а то Гришневич не в духе — видно, спать уже хочет, и я тебе не завидую, если опоздаешь.
— Иду! — спохватился Игорь и вскочил с кровати.
Быстро одевшись, Тищенко прошел мимо дневального, напоминающего большую, дремлющую, сову. Заслышав шаги, дневальный вначале испуганно встрепенулся, но затем, увидев, что это всего лишь Тищенко, вновь погрузился в оцепенение.
На улице шел дождь. Быстро преодолев открытый участок между казармой и липовой аллеей, Тищенко мог идти дальше спокойно — капли дождя почти не проникали через осеннюю, но все еще достаточно густую листву. Резкие порывы ветра срывали целые охапки мокрых листьев и бросали их в курсанта. Идя по аллее, Игорь вспомнил о пилотке. «А ведь я сегодня украл во второй раз в жизни! И не важно, что я украл мелочь — с мелочи все и начинается. Но я бы не украл большего? Ведь не украл бы? А если бы была гарантия, что никто не узнает? Нет! А если? Нет! А все же? Не знаю… Ага! Нет! Нет! Нет! А все же во мне есть склонность к воровству — украл же я в первом классе маленькие детские счеты. Но ведь они мне так нравились, но я во всем признался дома, и даже отнес их в тот же день назад? Но меня ведь ругали. А если бы не ругали и сказали оставить себе? Не знаю. Но ведь счетики — мелочь. И пилотка хорошая — пусть будет в запасе. Остальные не по столько воруют… Но ведь надо, прежде всего, отвечать за себя!» — думал Игорь и был неприятно поражен тем, что вместе с осознанием скверности совершенного поступка он мог радоваться, что заполучил вторую пилотку. «В конце концов, не только я крал. Но ведь остальные, кроме Стопова, выбросили свои пилотки, а я нет! Они просто испугались. А что, если им стало стыдно, а мне нет? Бред! Дай им волю — они бы целый ящик вынесли! Но ведь не вынесли же, а я две пилотки украл!» — продолжал терзать себя Игорь.
Тищенко пришел как раз в тот момент, когда сержант отпускал Доброхотова.
— Пришел, Тищенко? — хмуро спросил Гришневич.
— Так точно.
— Сейчас будешь работать. А ты, Доброхотов, если так будешь работать, то с очек не слезешь, ясно?
— Так точно, — испуганно ответил раскрасневшийся от волнения и обиды Доброхотов.
— Улетел в казарму! Чтобы через десять минут тут был Лупьяненко! И так уже третий час ночи!
Доброхотов умчался в казарму. В раскрытую форточку доносились его удаляющиеся шаги. Гришневич широко зевнул и недовольно пробурчал:
— Сидишь здесь с вами, как дурак — не спишь и никакой тебе благодарности! Даже в отпуске еще не был. Готов к работе?
— Так точно — готов.
— Тогда не стой, как столб, а доложи.
Игорь доложил.
— Приступай, — скомандовал сержант.
Игорь несмело подошел к аппаратуре. Внезапно ему неудержимо захотелось зевнуть. Чтобы сделать это незаметно для Гришневича, Игорь повернулся к нему спиной.
— Чего это ты там делаешь? — подозрительно спросил сержант.
— Й-а-у-а? — зевнул Игорь.
— Спишь, что ли?
— Никак нет — проверяю, правильно ли напряжение подключено, — соврал Игорь.
— Где же ты его проверяешь? Надо с другой стороны смотреть. Совсем уже ни черта не помнишь! Вот если бы вас учили, как в войсках. А там чуть что — сразу сапогом по почкам. Тогда бы за неделю усвоили! Чего рот разинул? Действуй!
От такой «поддержки» Игорь начал нервничать и еще пару раз ошибся в порядке включения рычагов и клавиш. Гришневич выругался, но все же не заставлял Игоря начинать все сначала — было хорошо видно, что сержант хочет спать. И тут, когда Игорь подумал, что все самое неприятное уже позади, и он вот-вот приступит к работе, его вновь подвела злополучная кнопка сброса. Тищенко, как и два месяца назад, нечаянно нажал на нее и весь шифр «обнулился». А это означало, что нужно было начинать все по второму кругу.
— Что — шифр «обнулил»? Слушай, Тищенко — почему ты единственный человек во взводе, который до этой кнопки дотрагивается, а? Держи от нее свои заготовки подальше! Тебя так и тянет к ней, твою мать! — с досадой отчитал Игоря сержант.
— Товарищ сержант — так мне с самого начала работу начинать? — хмуро спросил Игорь.
— Да. И не трепаться, а начинать! Чем быстрее сделаешь, тем быстрее пойдешь спать! Приступай!
«Почему бы ему просто не отпустить меня и самому тоже не пойти спать? Формалист? Нет, пожалуй, тут другое. Гришневич, наверное, боится, что я скажу об этом во взводе, и это как-нибудь дойдет до Мищенко. Но как? Разве у нас кто-нибудь стучит? Вроде бы нет… Хотя, может он боится, что Мищенко подойдет ко мне и спросит, какие главные трудности у меня были во время ночных работ? А я скажу вначале о трудностях, а потом как ляпну, что Гришневич раньше времени отпустил. Черт, опять не тот рычаг дернул», — задумавшись, Игорь вновь нарушил порядок включения. В это время раздался стук в дверь — из роты пришел Лупьяненко. Гришневич, выведенный из себя ошибками Игоря, посадил его за стол, а работать поставил Лупьяненко. Лупьяненко не ожидал такого поворота событий и, не успев еще, как следует проснуться, делал одну ошибку за другой. Побагровев от злости, сержант вновь поменял курсантов местами. На этот раз Игорь смог собраться и допустил только пару незначительных ошибок. Но сержант уже не хотел его так просто отпускать. Он вновь посадил Тищенко и приказал ему «контролировать» работу Антона. «Наверное, Гришневичу веселее не спать вместе с нами», — раздраженно подумал Игорь. Лупьяненко вновь допустил целую кучу ошибок.
— Что с тобой, Лупьяненко? С тобой же никогда такого не было! Ты же чуть ли не лучший во взводе? — удивился Гришневич.
Лупьяненко лишь пожал плечами в ответ и виновато улыбнулся.
«Господи, ну неужели не ясно — Лупьяненко просто очень хочет спать?!» — с раздражением подумал Игорь и недовольно посмотрел на сержанта. Тот перехватил «теплый» взгляд курсанта:
— Тищенко, что это ты так недовольно косишься, а?
— Это я просто спать хочу, — поспешно ответил Игорь.
— Спать? А, по-моему, вы спать не хотите — слишком уж плохо работаете. Я тебя, Тищенко, зачем за стол посадил?
— Контролировать работу Лупьяненко.
— Что же ты ее не контролировал?
— Виноват, товарищ сержант — я контролировал.
— Как же ты контролировал, если ни одной ошибки Лупьяненко не заметил?
— Товарищ сержант, я просто плохо видел, — попытался выкрутиться Игорь.
— А зачем же тебе тогда очки?
— Они помогают, но не полностью.
— Тогда, боец, тебе нужно было стать рядом с Лупьяненко и чуть ли не носом водить за его руками, чтобы все видеть, ясно?
— Так точно.
— Что-то плохо работаем… Может, еще раз вас по кругу прогнать? Все равно у нас здесь два аппарата стоит, — Гришневич внимательно посмотрел на реакцию курсантов.