В это время дверь сушилки резко распахнулась, и в дверном проеме показался заспанный Бульков. Курсанты, словно приклеенные к табуреткам, растерянно застыли на своих местах. Они думали, что Бульков сейчас закричит и выгонит их из сушилки. А если он к тому же разбудил бы Гришневича, то дела курсантов выглядели бы совсем безнадежно. Но Бульков, не сказав ни слова, захлопнул дверь и ушел.
— Фу ты, черт — я думал, что залетели! — шумно выдохнул воздух Туй.
— Я тоже, — призвался Игорь.
— Чего же он ничего не сказал? — как бы у самого себя спросил Туй.
— Он просто хороший парень. Недаром же его Гршненвич и еще некоторые сержанты недолюбливают. Что ему — жалко, что ли? Вот он, наверное, и решил — пусть едят, — предположил Тищенко.
— Скорее всего, Бульков просто ничего не понял, потому что рожа у него какая-то слишком заспанная была. А в сержантскую доброту я что-то не очень верю, — скептически сказал Лупьяненко и покачал головой.
— Да говорю тебе — он хороший парень! — начал настаивать Игорь.
— Может быть… Только как бы этот хороший парень завтра обо всем Гришневичу не сообщил, — мрачно предположил Антон.
— Как бы там ни было, а надо все это убрать и идти спать. Или вы здесь до утра сидеть будете? — пробормотал Туй, сметая в кучу хлебные крошки.
Наскоро убрав в сушилке, курсанты отправились с небольшими интервалами друг за другом в кубрик.
Тищенко шел последним, поэтому вначале заглянул в умывальник — теперь можно было сказать, что возвращается из туалета. Петрова на тумбочке уже не было — его сменил Хусаинов. Подмигнув Хусаинову, Игорь отправился спать.
— Лупьяненко, ты спишь? — спросил Игорь соседа, укрывая голову одеялом.
Антон еще не спал, но ему было лень отвечать Игорю, потому что он уже начал погружаться в сон.
Эпилог
— Ро-т-та, подъем!
«Боже, неужели это никогда не закончится — хоть бы один день встать по человечески!» — раздраженно подумал Игорь, напяливая на ходу хэбэ.
Утренний осмотр прошел без особых проблем, и рота под барабан отправилась в столовую.
После завтрака Игорь нерешительно подошел к Гришневичу:
— Товарищ сержант, мне надо в парадку переодеться — разрешите приступить, пока здесь Черногуров?
— Зачем это? Опять в госпиталь?
— Так точно.
— Слушай, Тищенко, ты уже целый месяц меня этими сказками кормишь! А сам сейчас проболтаешься часа два-три в санчасти и придешь назад. Что — не так?!
— Никак нет.
— Чего же ты в тот раз не уехал?
— Машины не было…
— Ладно — иди! Но не дай Бог не уедешь! — хмуро предупредил Гришневич.
Игорь едва успел застать Черногурова на месте — каптерщик уже закрывал дверь на замок.
— Подожди, Черногуров, мне надо парадку взять — я в госпиталь сейчас поеду, — попросил Игорь.
— Начинается! Ты и тогда парадку взял, а не поехал, и мне из-за тебя пришлось из учебного центра в казарму тащиться. Сегодня тоже так будет?
— Сегодня? Сегодня уеду. Да что вы все — сговорились, что ли?!
— Кто это — «все»?
— Ты, Гришневич. Разве я виноват, что не уехал? Вдруг сегодня опять машины не будет — при чем тут я?!
— Вот и я говорю — опять из-за тебя придется в казарму тащиться. Давай быстрее, мне некогда тебя ждать, — проворчал Черногуров, но парадку все же выдал.
Переодевшись, Тищенко сдал хэбэ и принялся собирать в пакет «личные вещи»: зубную щетку, мыло и пасту.
В начале десятого Игорь открыл двери санчасти.
— Товарищ капитан, тут еще кто-то пришел! — услышал Игорь реплику фельдшера, едва только переступил порог.
— Ты к кому, боец? — сразу же спросил Жолнерович.
— Я? К Вакуличу, — растерялся Игорь.
Он не ожидал такой быстрой встречи с капитаном.
— Его сегодня не будет.
— А когда он будет?
— Я сам, боец, не знаю, когда он будет!
— А как же я?
— А зачем ты пришел? Заболел? Да ты с пакетом…
— Товарищ капитан, меня должны были в госпиталь на обследование положить, а теперь… Даже и не знаю, что мне делать.
— Тебя Вакулич должен был везти?
— Так точно.
— Не знаю, когда ты в свой госпиталь попадешь. Вакулич, твою мать, совсем о своих больных не думает — одни командировки на уме! Так что не знаю — скорее всего, я тебе ничем не помогу.
— Товарищ капитан, а не могли бы вы меня отвезти?
— Я? А где твои документы?
— В кабинете у Вакулича.
— Вакулич пока еще без кабинета — он у нас общий. А решение о госпитализации есть?
— Есть. В медицинской книжке записано. Возьмите меня, а то когда еще Вакулич приедет?!
Жолнерович на минуту задумался, а затем раздраженно ответил:
— Жалко мне вас, боец, понимаешь?! Просто по человечески жалко! С Вакуличем ты и в самом деле можешь в госпиталь вообще не попасть. Ладно — если я твои документы найду, то захвачу с собой — мне двух человек из бригады нужно в хирургию везти.
Игорь ожидал оглашения результатов поиска.
— Что-то пока нет. Фельдшер!
— Я.
— Посмотри в шкафу, фамилия Ти…
— Тищенко, — подсказал Игорь.
— Фамилия — Тищенко.
Книжку все же удалось отыскать.
Пришли оба больных из бригады, и теперь оставалось лишь подождать козелок.
— Правда, я тебе ничего не гарантирую — с местами там тяжело. Но, может быть, что и получится, — пояснил Игорю Жолнерович.
Капитан позвонил в парк и по разговору Игорь понял, что козелок приедет через полчаса. Тищенко надоело сидеть в полутемной санчасти, и он вышел на освещенное утренним солнцем крыльцо. День выдался погожим и теплым. «Может, в учебный центр сходить и попрощаться со взводом? А вдруг назад приеду — потом засмеют! Нет, не стоит», — подумал Игорь и ощутил, что в глубине души он не очень-то опечален предстоящим расставанием. «Жалко будет с Лупьяненко и Туем расставаться, ну, может быть, еще с Сашиным и Доброхотовым… А с остальными… А с остальными все равно! Во всяком случае, с Резняком точно расставаться не жалко», — думал Игорь, глядя на лениво кружащиеся багряно-красные листья, потихоньку слетающие с росшего рядом с санчастью большого, раскидистого клена. Пробегая взглядом по столовой и складам, Игорь день за днем вспоминал три с лишним месяца, проведенные в части. Гражданская жизнь и институт казались такими далекими, словно после призыва прошло не меньше двух лет.
Подъехал козелок. Из санчасти вышел Жолнерович, сказал Игорю садиться в машину, а сам вновь скрылся за дверью. Вскоре он вышел оттуда в сопровождении какого-то прапорщика и двух младших сержантов из бригады с перевязанными руками.
— Давай после госпиталя в ЦУМ заедем? — попросил прапорщик.
— Давай, все равно время будет, — согласился Жолнерович.
Заурчав, козелок тронулся с места, проехал мимо столовой и учебного центра. Игорь взглянул на окна, за белой краской которых был скрыт от посторонних любопытных взглядов второй взвод.
Открылись ворота КПП, и козелок выехал на улицу Маяковского, но тут же свернул в переулок — Жолнерович захотел сбегать в магазин, стоящий сразу за забором части. Пока капитан ходил за покупками, Игорь еще раз оглянулся на казарму. Ее старая стена из пурпурного кирпича почти сливалась с багрянцем осенней листвы стоящих возле забора деревьев. У Игоря неожиданно появилось ощущение, что он провел здесь едва ли не половину своей жизни, и вместе с тем Тищенко хотелось побыстрее уехать, чтобы хорошо знакомое здание окончательно исчезло из вида. «Кажется, все!» — подумал курсант.
А юркий козелок тем временем мчал Игоря по залитым солнцем улицам Минска навстречу неизвестности.
Тищенко еще не мог знать, что он уже никогда не увидит второй взвод второй роты отдельного батальона связи особого назначения.