— Вначале вам действительно выдадут новенькие зеленые пилотки. Затем вы их несколько раз постираете, и они станут почти белыми. Тогда вы и почувствуете себя настоящими солдатами.
В конце вечера призывникам вручили открытки со стихотворным текстом и небольшие подарки: бритвенный прибор, набор голландских лезвий, помазок для бритья, серую записную книжку и одеколон «Шипр». На этом торжественная официальная часть была завершена. Но вечер продолжался далеко за полночь. Неофициальная часть предусматривала обильное поглощение алкогольных напитков и возвращение на несколько часов к более ранним этапам цивилизации. Но, во-первых, Игорь торопился в Городок, а во-вторых, решил не пить с тех пор, когда после вечера проводов в армию своего друга Сергея Гутовского так и не смог понять, кто же из футбольных команд на телеэкране выиграл матч. Дело в том, что Игорь — страстный футбольный болельщик (кстати, Леша — тоже). Поэтому, находясь в алкогольном тумане, Тищенко постиг всю трагедию своего ужасного положения (только истинный болельщик поймет несчастного) и заплакал горючими слезами. Наутро Игорь раскаялся в своем «поросячьем» поведении и решил отказаться от услуг зеленого змия на неопределенный срок. Надо сказать, что кроме Тищенко никто из призывников не пожелал пропустить столь важное мероприятие. В тот момент, когда Игорь ехал в автобусе, лес вокруг палаточного городка оглашали пьяные крики и нестройное пение самых разнообразных песен. Читателю может показаться, что студенты описываемого института были сплошь пьяницы и люди низкого культурного уровня. Отнюдь! Однако на такие «мероприятия» студенчество собиралось гораздо охотнее, нежели на политинформации, и вполне естественно, что род занятий на мероприятиях предусматривал несколько иное времяпровождение, чем зачитывание торжественного доклада. Студенты разложили костер, расставили на мягкой пожелтевшей хвое нехитрую закуску: банки всевозможных солянок, огурцов, помидоров, кругляши колбасы, мелко-нарезанное сало и аппетитно-пахнущие рыбные консервы и распределили «посуду». Вернее, то, что подразумевалось под ней: начиная от медицинских стаканчиков и заканчивая большими алюминиевыми кружками (причем, не было и двух одинаковых), достали вилки и ложки (которых всегда не хватало. Здесь, среди смолистого леса, среди шума листвы и пения птиц, среди ослепительно сиявших звезд, среди плеска воды лежащего внизу озера, среди молодых, полных жизненного задора шуток все чувствовали себя легко и свободно. Демократия царила во всем: каждый мог говорить, что хотел, есть, что хотел, мог пить, мог не пить. Никто никому не был ничего обязан или должен. Они устали от обязанностей и хотели побыть просто людьми. Любили ли они свою страну? Любили, причем очень сильно. Но Родина для них не заключалась в патриотизме в его официальном понимании. Они любили этот лес не только из-за того, что он советский или белорусский (хотя и за это тоже), но и за то, что в нем рос сказочно мягкий мох, тающая во рту земляника, за то, что эти деревья были свидетелями любви, счастья, да и просто самой жизни, молодой и счастливой настолько, насколько она может быть счастлива в восемнадцать лет.
Политическая ситуации едва начала меняться. Перестройка, подобно испепеляющему солнцу, еще только собиралась взойти через пару лет, а пока царили спокойные, размеренные сумерки социализма. Советский Союз доживал свои последние годы. Общество 1985 года еще и не догадывалось о грядущих событиях, которые всколыхнут необъятные советские просторы, а затем, по инерции, и весь земной шар.
А пока ребята прощались с юностью, ибо их ждала молодость. Прощание было не таким уж и легким, особенно у тех, кто, уходя в армию, оставлял любимую. Дождутся ли, сохранят ли любовь — вот что волновало призывников.
Иногда идиллия пикника омрачалась чьей-нибудь пьяной ссорой иди дурацкой выходкой. Как говориться: в семье не без урода. Но эти происшествия были редкими и не портили в целом благополучной картины.
Вернемся к Игорю. Тищенко ехал в автобусе без особых приключений. Обычно па маршруту Витебск-Городок перемещалось очень много народа, но на сей раз было свободно. Игорь даже сел. Автобус представлял собой обыкновенный, всем известный по внутригородским линиям «Икарус». Он не был приспособлен для междугородних перевозок, но, учитывая небольшую протяженность маршрута и нашу извечную техническую бедность, желтый «Икарус» был единственным средством, способным хоть как-то решить транспортную проблему. В народе он получил весьма странное и неблагозвучное название «скотовоз», происхождение которого трудно установить. Возможно, это было связано с тем, что зимой желтый «Икарус» (в отличие от своего более респектабельного красно-белого собрата) больше напоминал холодильник на колесах, чем средство передвижения. Тищенко в полной мере испытал это достоинство на себе, так как, совершая зимние вояжи, часто замерзал так, что и через час после поездки ныли чрезмерно остуженные ноги и спина. Не помогала даже шуба. Спасало только то, что пассажиров было больше сотни, поэтому нервное дыхание сдавленных тел поддерживало более-менее сносную температуру. Однако летом желтый «Икарус» был просто незаменим из-за своей огромной вместимости. Его красно-белый конкурент в этом качестве был лишь его отдаленной слабой тенью. Сегодня автобус шел быстро, так как никто не выходил на промежуточных остановках. Правда, расписание в этом случае исполнялось с явным опережением, но никто из пассажиров не переживал — кому хочется трястись лишние четверть часа.
Показались дома Городка: окраина сплошь была застроена одноэтажным частным сектором. Через насколько минут автобус высадил часть пассажиров (в том числе и Игоря) на улице Баграмяна. Остальные поехали на автовокзал. В небольшом Городке общественный транспорт был в зачаточном состояний, поэтому рейсовые автобусы делали дополнительно одну — две остановки на улице Баграмяна, где жил Тищенко. Выйдя из автобуса, Игорь пошел домой, провожаемый многочисленными, солнечными отражениями, горящими сплошным алым кумачом в окнах домов, которые непрерывной бетонно-кирпичной стеной нависали над тротуаром.
Глава вторая
Последние дни дома
Странный сон. Письма от Гутовского, который попал служить в Калининградскую область. Первые впечатления о службе. Словарь флотских терминов. Последние товарищи уходят в армию. Немного о «богатстве» семьи Тищенко. Неудачная покраска пола.
Розовый воздушный шарик зацепился ниткой за верхушку высокого, раскидистого клена. У подножья дерева громко плакал маленький мальчик, время от времени, указывая на шарик пальцем. Вокруг клена собралась толпа. Игорь почувствовал какое-то внутреннее беспокойство. Незаметно для Тищенко рядом оказался его отец. Ребенок плакал. Отец Игоря погладил мальчика по голове, подошел к клену и начал взбираться вверх по дереву. Получалось это у него неплохо, особенно с учетом того, что отец имел живот и был давно не молод. Игорь с удивлением наблюдал за отцом. Тот поднялся уже метров на двадцать, как вдруг небо покрылось огромной свинцово-черной тучей, испускающей мощные, обжигающие глаза молнии. Поднялся сильный ветер. До шарика оставалось совсем немного — вот-вот отец его достанет… Но тонкие ветви верхушки раскачивались все сильнее и тревожнее. Вдруг отец не удержался и рухнул вниз, коротко вскрикнув при падении, и затих, беспомощно распластанный на земле, окруженный испуганно обступившими его женщинами. Игорь широко раскрыл глаза и… проснулся.
Несколько секунд он, полуодуревший от кошмара, продолжал осматриваться вокруг, пока, наконец, веселое солнце, заглядывающее в окно, мерное тиканье настенных часов и знакомая комната не вернули его к действительности. Придя в себя, Игорь первым делом взглянул на часы. Было без пяти двенадцать. Сходив в ванную и умывшись, Тищенко вернулся в зал. На журнальном столике лежало письмо от Гутовского. С Гутовским Игоря связывала прочная дружба. Друзья девять лет проучились в одном классе. Со стороны они казались полными противоположностями: маленький, привыкший к спокойной домашней жизни Тищенко и высокий, жаждущий путешествий и преодоления трудностей Гутовский. Вообще-то, Игорь тоже любил путешествовать, но в случае предполагаемых длительных неудобств (дожди, дальний путь и т. п.) быстро вспоминал об интересных художественных фильмах или «очень важных и неотложных делах», если первых не оказывалось в программе телевидения. Гутовский ушел в армию еще пятого мая. Тищенко был на его проводах, или, как говорили в Городке — на его отправках. Народа было много. Ели, пили, потом опять ели и сопровождали все это пространными рассуждениями, в которых, пожалуй, была представлена вся философия — начиная от Древней Греции и заканчивая «Горбатым» и «гадом Рейганом». Нельзя сказать, чтобы народ не уважал новоявленного лидера страны, хоть и крыли его последними словами мужички за антиалкогольный указ и повышение цен на водку. Просто по аналогии со своим кругом общения люди давали клички и руководителям страны: раньше был «Никита» и «Ленька», а теперь — «Горбатый. Фамилия нового Генерального секретаря оказалась весьма подходящей для придания ей «своего» звучания. А «гад Рейган» и в самом деле был для всех присутствующих человеком мерзким и подлым, ибо при его администрации США начали развертывать «першинги» и крылатые ракеты в Западной Европе и именно при его администрации замаячил зловещий призрак Стратегической Оборонной Инициативы. Именно в это время и появилось (очевидно, по аналогии письма, которое запорожцы писали турецкому султану) «Письмо к Рейгану!.» Оно наполовину состояло из нецензурных слов, а еще наполовину — из весьма сомнительных выражений. В письме чувствовался непонятный для иностранцев, столь разительно отличающийся от литературного, колоритный, крепкий русский язык. У всякого, кто читал сие «произведение», исчезали последние сомнения насчет того, чьи выражения крепче — русские или немецкие. Однако, несмотря на всю убогость и пошлость текста, «письмо» широко путешествовало по стране. Стоит напомнить, что Тищенко напился, а затем раскаялся в содеянном именно на отправках Гутовского. Пока Игорю удавалось сдержать свое слово. Вчера, на дне рождения отца, он не пил. «Сергей уже больше месяца служит, не повезло ему — забрали рановато», — подумал Игорь и еще раз перечитал письмо друга: