Игорь решил написать Бубликову, так как домой он уже письмо отправил, родственникам писать было лень, а из товарищей это был единственный оставшийся на гражданке адресат:
«Здравствуй, Леша!
Привет из Минска! Вот я и солдат срочной службы. Даже как-то не верится. Несмотря на то, что прошло совсем мало времени с того вечера в «Верасах», мне кажется, что он был не две недели назад, а очень и очень давно. Сейчас я живу совсем иной жизнью, чем на гражданке. Прошло всего три дня службы, а кажется, что гораздо больше. Я попал служить во все второе: второй взвод второй роты на втором этаже. Буду связистом. Если конкретнее — телеграфистом. И не просто телеграфистом, а телеграфистом ЗАС — засекречивающей аппаратуры связи. Подъем у нас в шесть утра, завтрак в восемь, а с девяти уходим заниматься в учебный центр. Сегодня была зарядка. Прошла более-менее нормально. Нас здесь называют не рядовыми, а курсантами. Это я тебе в промежутке между занятиями пишу. Койки у нас одноярусные. Да, чуть не забыл, послезавтра буду дневальным. До свидания. Пиши.
Игорь не взял с собой конвертов, поэтому пришлось попросить у Доброхотова.
Некоторое время Гришневич скучающе сидел за столом. Потом, о чем-то вспомнив, спросил у Шороха:
— Вася.
— Што?
— А не заслать ли нам кого в «чепок»?
— Можна и заслать.
— Мазурин!
— Я!
— Слушай боевую задачу. Сейчас пойдешь в кафе, или «чепок» — мы его так называем, и обеспечишь меня и младшего сержанта Шороха продовольствием в виде пирожных, булочек, молока и так далее — на месте сообразишь. Вот тебе трешка на это. Все понял?
— Так точно. А где этот «чепок» находится?
— За столовой, но ты лучше возле учебного цента иди, вдоль складов. Все, давай!
Без лишних разговоров Мазурин отправился за «продовольствием».
Мазурин был старше большинства курсантов. Он закончил техникум и был примерно одного возраста с Гришневичем. Игорь позавидовал товарищу — ведь тот, наверняка, купит и себе что-нибудь вкусное.
Дождавшись Мазурина, Гришневич и Шорох плотно подкрепились молоком и булочками. От этого настроение у обоих сержантов поднялось, и они, заметно повеселев, повели взвод в казарму.
В казарме, проходя мимо Тищенко, Гришневич неожиданно остановился и поинтересовался:
— Тищенко, кто это тебя так петлицы учил пришивать?
Игорь растерялся и невнятно пробормотал:
— Старший сержант… Щарапа…
— Что?! Он так и говорил, чтобы ты эмблемки по центру приделал?
— Так точно — по центру.
— Ближе к верху надо, а не по центру. Вон, у Лупьяненко посмотри.
Только сейчас Игорь обратил внимание на петлицы товарищей и сравнил их с собственными. Тищенко увидел, что и в самом деле прикрутил петлицы ниже, чем другие курсанты. Гришневич продолжал осуществлять осмотр. Засунув пальцы под погоны Игоря, он засмеялся и сказал:
— Да у тебя кулак под погонами пролезет! Это тебе тоже старший сержант Щарапа советовал?
Игорь молчал.
— Так вот — чтобы завтра на утреннем осмотре ты показал мне перешитые погоны и петлицы! Понял?
— Так точно.
— А ну-ка, Лупьяненко и Гутиковский, покажите ваши погоны.
Погоны Лупьяненко не вызвали особых нареканий сержанта, а вот Гутиковскому досталось ещё больше, чем Игорю из-за того, что он умудрился пришить их не чёрными, а какими-то зелёными нитками. Гутиковский попробовал, было, оправдаться тем, что когда он пришивал, было темно и ему показалось, что нитки чёрные, но Гришневич всё равно приказал перешить погоны.
К Игорю подошли Фуганов и Мазурин и попросили почитать книжки. Тищенко сам не читал, но отдал только одну. Вторую же оставил себе на тот случай, если захочется почитать самому.
Напомню читателю, что казарма представляла собой своего рода единую, большую комнату, занимавшую целый этаж, поэтому у Игоря была возможность наблюдать за жизнью не только своего взвода, но и соседей. Вечером он заметил в третьем взводе нового курсанта и с удивлением узнал в нём Славика Мироненко. Мироненко учился с Игорем в одной школе, но был на год старше. Мироненко и сам уже заметил Тищенко и, подойдя к его кровати, спросил:
— Привет! Откуда ты здесь?
— Да вот… Из Витебска призвали. А ты?
— Я ведь в БГУ учусь, меня из Минска призвали. Вот так я сюда и попал.
— Интересно — Городок такой маленький, а вот нас уже два человека здесь.
— Мир тесен.
— А неплохо, что мы в Белоруссию попали!
— Неплохо. Слушай, как у тебя отношения со взводом?
— А что?
— Да так… Может, кто припухать будет, так ты скажи.
— Спасибо, но пока всё нормально.
— Ну, смотри.
Мать Мироненко — Ольга Петровна, преподавала в школе историю, а отец был вторым секретарём райкома партии. Ольга Петровна была женщиной крутой и своенравной. На её уроках у всех обычно душа в пятки уходила. Особенно трудно Игорю в десятом классе давались «материалы XXVI съезда КПСС». В целом, Игорь неплохо разбирался в политике, но никак не мог заучить наизусть документы съезда (что, в основном, и требовалось). Из всех длинных, официальных строчек сейчас он помнил лишь что-то о химизации и интенсификации сельского хозяйства и повышении эффективности экономики. А за то, что на одном из уроков Игорь слишком активно разговаривал с Березняковой, Ольга Петровна взъелась на него со страшной силой. В итоге за год по истории СССР он получил «три». Но потом, блестяще ответив на «пять» экзаменационный билет, он все же получил в аттестат «четыре». Благодаря этому «помилованию», а также «пятерке» директора по физике и другие учителя сочли нужным снять «опалу», тонко почувствовав ветер перемен. Игорь удивился тому, что мир и в самом деле тесен — год назад он решал свои сложные интриги с Ольгой Петровной, а теперь попал служить вместе с ее сыном.
Перед ужином в роту пришло пополнение — пять «вэвэшников» (солдат с малиновыми погонами и буквами «ВВ»). Вообще-то внутренние войска были подчинены министерству внутренних дел, а не министерству обороны, но, видимо, солдаты почему-то не подошли и их предали новому хозяину. Один из «вэвэшников» попал во второй взвод. Он оказался украинцем с грозной фамилией Коршун. Новенький почему-то сразу не понравился Резняку и тот, проходя мимо, всё норовил подтолкнуть «вэвэшника». Тот, растерявшись в новой обстановке, не отвечал на грубость. Коршун был на полголовы выше Тищенко, но ничуть не мощнее, поэтому совершенно не оправдывал звучание своей фамилии. Наконец, когда Резняк в очередной раз толкнул Коршуна, тот не выдержал и спросил:
— Ты чего толкаешься?
Резняк пожал плечами, улыбнулся и сказал с лёгкой издёвкой:
— Тебе показалось. Просто ты у моей койки стоишь. Слушай, как это твоя фамилия — Беркут, что ли?
— Не Беркут, а Коршун.
— Ну-у-у?! Это не важно, главное, что ты орёль. А чего ты, Коршун, такой маленький? Болель, что ли? Га-га-га-га!
Резняк был самым маленьким во взводе и, тем не менее, атакуя Коршуна, будто бы забыл об этом.
— Ты, что ли, большой? — с улыбкой парировал Коршун.
Все засмеялись.
Несколько секунд Резняк растерянно хлопал глазами, а затем, налившись от злости краской, с воплями ринулся на Коршуна:
— Ах ты, хохол паршивый! Я сейчас покажу, кто тут маленький!
Наверное, Коршуну было бы несладко, но перед Резняком вырос высокий и широкоплечий Вурлако. До этого он был единственным украинцем во взводе и, обрадовавшись земляку, Вурлако не собирался давать Коршуна в обиду:
— Чего ты шумишь, Резняк? Видишь, человек только во взвод пришёл, мой зёма — а ты сразу в драку! Нехорошо, Резняк, нехорошо.
— А ты скажи своему зёме, чтобы вякал поменьше!
— Да ладно тебе, Резняк! Всё нормально.
Несмотря на всю свою злость, Резняк не рискнул связываться с Вурлако и отошёл в сторону, бубня себе под нос: «У-у, хохлы вонючие, мочить вас всех надо!» Но бубнил он всё же так, чтобы Вурлако не слышал.
— Смотри, Антон, хохлы Резняка обидели, — с иронией сказал Игорь.
Лупьяненко посмотрел в сторону Резняка и удовлетворённо пробормотал: