— Врут они, кто тебе такое сказал?! Хотя… Кто его знает? У нас здесь целая куча минчан. Я тут всем говорю, что у меня отец — начальник.
— Не надо так говорить. Какой же он начальник — слишком мелкая рыбешка. Вот ты врешь, а ведь детей начальников не любят.
— Почему это вру? Не такой уж отец и мелкий. А насчет любят — не любят… У нас тут половина роты из Минска, и у всех родители какие-нибудь шишки.
— Неужели половина роты?! А я слышала, что нельзя дома служить.
— Ну, может, и не половина, но треть роты точно наберется. Чем человек солиднее, тем больше ему можно. Вот и я не хочу быть хуже других — пусть думают, что и я попал сюда по блату.
— По какому блату? Мы с отцом за всю нашу жизнь ни одного военного не знали! — возмутилась Елена Андреевна.
Ей была оскорбительна сама мысль о том, что могут подумать, будто она устроила сына — ведь все было совершенно иначе.
— Ну, чего ты обижаешься? Я ведь пошутил. Зато теперь у вас есть знакомый военный — это я.
— Да я не обижаюсь. Просто любишь ты болтать лишнее. Смотри, хоть с командирами не спорь.
Поспорить Тищенко действительно любил. Но сейчас была совершенно иная ситуация, и Игорь улыбнулся, представив, как он спорит с Гришневичем.
— Чего ты улыбаешься? Наверное, уже поспорил? — спросил Славик.
— Да нет, здесь особенно не поспоришь. Здесь надо не спорить, а приказы выполнять.
До обеда Игорь еще раз сходил в казарму и хотел доложить Гришневичу, но того не оказалось на месте. Тогда Игорь доложил Шороху.
Во время обеда Игорь ничего не ел — после жареной курицы сечка вызывала отвращение.
После обеда Игорь вновь пришел к своим. Солнце стояло почти в зените. На тополях за забором пели невидимые глазу птицы. Весь воздух был наполнен каким-то ленивым простором и летним, слегка пыльным оцепенением. На площадке перед клубом не было тени, а асфальт раскалял и без того нагретый воздух.
— Может быть, Игорек, в ваш клуб перейдем? Там все-таки тень и люди почти все домой разъехались. Пойдем? — предложила мать.
— Пошли, — согласился. Игорь.
В клубе и в самом деле было значительно прохладнее, чем на улице. Людей почти не было, лишь в дальнем углу на скамейке сидели мужчина, женщина и солдат. Солдат о чем-то весело рассказывал родителям.
— Смотри, какой веселый! Ему, наверное, здесь нравится, — показал на солдата Славик.
— А кому не нравится, когда родители приезжают? Это — во-первых. А во-вторых, он из бригады, уже на втором году службы — чего ему печалиться?! Скоро домой уедет, — пояснил Игорь.
— А до сколько тебе с нами можно?
— Ты думаешь, Славик, я это знаю?! Может, пока вы здесь будете, а может, и раньше позовут, — неуверенно ответил Игорь и тут же вспомнил: — Да, мама, а вы мне часы привезли?
Если читатель помнит, часов Игорь с собой не брал, опасаясь «экспроприации дедов», но, убедившись в том, что никого не трогают, попросил Елену Андреевну их привезти. Без часов было неудобно — не знаешь, сколько времени осталось до построения, завтрака, отбоя, скоро ли подъем. А так как жизнь в армии расписана буквально по часам, без них приходится плохо.
— Привезли.
— Дедовы?
— Да.
Часы эти достались Игорю от деда, которому, в свою очередь, подарил их один из его многочисленных зятьев.
— Как там дед с бабушкой поживают? — поинтересовался Игорь.
— Недавно письмо от них получили. Все вполне нормально, но вот дышать им летом в Донецке тяжело — жара и сплошной уголь в воздухе.
Игорь явственно вспомнил донецкий «сплошной уголь» и подумал, что сейчас он был бы совсем не против им подышать.
— От Игоря Жалейко писем не было? — спросил Игорь.
— Было, вот оно.
Игорь взял письмо и спрятал его в карман.
— Что же ты не читаешь? — удивилась Елена Андреевна.
— Потом прочту, а пока лучше с вами поговорю.
— Это у тебя пару минут займет. Прочти. Мне тоже интересно.
Игорь пожал плечами и разорвал конверт. Он сразу же узнал мелкий почерк одноклассника:
«Здравствуй, Игорь.
Привет из Печей. Наверное, ты уже слышал про Печи? А если не слышал, то обязательно еще услышишь. Это рядом е Борисовом. Здесь у нас целая куча военных частей. Я попал в учебку связи, так что буду связистом. Пока что тащу службу, освоившись с новой для себя ролью «духа». Сержант у нас из Харькова — хохол. Он — порядочная скотина, но пока придется немного потерпеть. Присягу будем принимать двадцать первого июля. Должна мама приехать. Может и еще кто-нибудь из родственников с ней. Пока «успешно» готовимся к присяге — учим текст, ходим с автоматами. Завтра должны выдать парадку. Времени почти нет. Сейчас я стою на тумбочке в наряде по роте и благодаря этому пишу тебе. Напиши, где ты служишь? Как у тебя дела? Пиши. Жду!
Вкратце пересказав письмо, Игорь отправился на очередной доклад к Гришневичу. Сержант «для порядка» заставил доложить Игоря два раза и с миром отправил назад.
В пять вечера мать и Славик должны были уехать, и Игорь помимо воли время от времени поглядывал на часы.
— Что ты, сынок, все на часы смотришь? Может, тебе идти куда-нибудь надо, а мы тебя задерживаем? — озабоченно спросила Елена Андреевна.
— Что ты, мама — мне никуда не надо! Просто мне с вами хорошо, но скоро вы уедете… А жаль…
— Теперь мы знаем, где ты. Не так уж и далеко — не в последний раз приехали. На присягу к тебе обязательно приедем.
«Когда она будет, та присяга», — подумал Игорь.
Пролетел последний час. Мать начала складывать оставшиеся продукты в пакет.
— Не ложи слишком много, — попросил Игорь.
— Почему не ложить? Мы ведь тебе все это везли.
— Нам просто нельзя в тумбочке ничего из продуктов держать.
— Ничего, сынок, ты все равно все возьми — что сам съешь, чем ребят угостишь.
— Хорошо, ложи, — согласился Игорь.
— Ну, все, сынок. Не болей здесь! Сходи обязательно в ваш медпункт. До свидания. Идем, Славик, — мать поцеловала Игоря и открыла дверь КПП.
— До свидания, солдат! — прокричал Славик на прощание.
— До свиданий, — едва слышно прошептал Тищенко.
После того, как за мамой и Славиком закрылась дверь КПП, Игорь впервые ощутил, что с уходом родных для него людей чужой, враждебней мир почти физически надвинулся на него, грозя раздавить курсанта своей агрессивностью и жесткостью. Тищенко почему-то непреодолимо захотел еще раз увидеть своих и поспешил в казарму. В казарме он вошел в умывальник и посмотрел через окно за забор. Из-за забора торчали головы прохожих, но Елену Андреевну и Славика Игорь так и не увидел.
— Что ты так к окну прилип? — спросил Черногуров.
— Мама и брат приезжали. Хотел посмотреть — прошли они по тротуару или нет, — пояснил Тищенко.
— А… Ясно. А что это у тебя за пакет?
— Продукты, — Игорь раскрыл пакет, достал два яблока и протянул их Черногурову. — На, возьми.
— Спасибо.
Высматривать было больше нечего, и Игорь пошел к себе в кубрик. В кубрике его тотчас же окружила толпа курсантов. Тищенко достал из пакета большую часть его содержимого, разложил на своей кровати и предложил обступившим его товарищам:
— Берите яблоки, конфеты, печенье. Угощайтесь.
— А как же — угостимся, — сказал Резняк и первым запустил руку в небольшую кучку конфет.
Его примеру последовали остальные, и через несколько секунд кровать Тищенко опустела.
— Ты что, все роздал? — спросил Лупьяненко.
— Не дурак, вроде бы. Конфет часть и штук пять яблок оставил. Пока в тумбочку положу, а вечером съедим, — ответил Игорь.
— Я не к тому. Видишь, Гришневич на нас косится?
— Ну?
— Надо и ему что-нибудь отнести.
— Тогда два яблока и конфеты. Может, и Шороху надо?
— Конечно надо — он же твой командир отделения.
— Если я еще и Шороху отнесу, нам на вечер ничего не останется.
— Он все равно после обеда в увольнение ушел, так что перебьется, — радостно вспомнил Лупьяненко.
— Ему вредно много есть, — пошутил Игорь.
Отобрав шоколадных конфет и два самых больших яблока, Игорь подошел к Гришневичу и предложил: