— Приятно было есть? — с иронией спросил Туй.
— Нормально. Я как раз есть хотел, а тут Гришневич мне такую прекрасную возможность предоставил. Жаль, что ничего жидкого в вещмешке не было, а то бы запил. Да я ведь и не надрывался особенно, если вы видели — одно в рот, одно в карман, — таким же тоном ответил Тищенко.
В этот момент всеобщее внимание привлек какой-то шум, доносившийся из третьего взвода. Оказалось, что обыск там еще не завершился, и Щарапа во время осмотра вещмешков обнаружил у Молынюка (приехавшего в часть вместе с Коршуном) две подменки. Третий взвод стоял в напряженном внимании, а вокруг раздался приглушенный топот: курсанты других взводов поспешили занять удобные места, чтобы издали понаблюдать за происходящим. Но делали они это очень осторожно, чтобы не вызвать гнева Щарапы. Подменки были вполне приличные и тянули на достаточно сносное хэбэ.
— У, хохляцкая морда! А я думаю — что это в сушилке подменок не стало. Может и ты, Коршун, что крадешь, а? — толкнул Резняк соседа.
— Поди, проверь! — огрызнулся Коршун.
— И давно ты их взял? — Щарапа говорил тихо и спокойно, но по его глазам было видно, что сержант от бешенства хочет задушить Молынюка.
Молынюк вначале краснел, потом белел, затем и белел, и краснел одновременно, но все же упрямо молчал.
— Боец, когда я спрашиваю, надо отвечать!
— Виноват, товарищ старший сержант. Я ее в наряд себе подшивал — жалко было отдавать, — быстро проговорил Молынюк.
— Мне плевать на тот бред, который ты несешь, но, допустим, что это правда. А вторая подменка зачем?
На этот вопрос курсант так и не смог дать какой-нибудь мало-мальски вразумительный ответ. Щарапа для разрядки два раза ударил курсанта кулаком в грудь, пообещав, что Молынюк не будет вылезать из нарядов. Пока же, несмотря на то, что до завтрака осталось не больше пяти минут, отправил украинца чистить туалет.
— Да уж, что-то не на шутку за нас взялись. Ну а Петренчик сегодня номер отмочил — никогда бы не подумал, что он может такое выкинуть — зареветь, как слон, перед строем, — насмешливо произнес Игорь, предварительно оглянувшись, нет ли рядом Петренчика или кого-нибудь из его приятелей.
— Да, нервишки у него оказались слабоватые, — согласился Лупьяненко.
До самого построения пятеро курсантов развлекались тем, что «перемалывали кости» несчастному Петренчику.
После завтрака Денисов построил роту внизу перед казармой и объявил, что три взвода, не имеющие оружия, сейчас будут его получать. Возложив эту работу на командиров взводов и дежурного по роте, майор Денисов с чувством исполненного долга ушёл к себе в канцелярию.
Дождавшись своей очереди, капитан Мищенко построил второй взвод возле оружейной комнаты. Ему на помощь пришёл присланный Денисовым прапорщик Атосевич. Впрочем, как старшина роты, он обязан был здесь присутствовать. Оружие получали так же, как и строились — по ранжиру. Первое время Игорю казалось, что ранжир — это какой-нибудь особенный термин, и строиться по нему глупо. Потом Тищенко узнал, что «по ранжиру» означает по росту, но все равно это слово недолюбливал. Гришневич посылал по очереди по два курсанта в оружейку, а Мищенко, Атосевич и Петраускас (как дежурный по роте) выдавали им оружие. Каждому курсанту давали по автомату Калашникова, к автомату — три магазина, сумку для рожков и противогаз. Получив всё это, курсант брал автомат и всё остальное в охапку и выходил назад в коридор, где становился на своё место. Оружие и противогазы, чтобы не держать в руках, клали прямо на пол. Из-за того, что курсантов торопили, они зачастую сталкивались в узком проходе. Каменев, продираясь в дверь, ударил Тищенко по плечу стволом автомата — хоть и нечаянно, но зато чувствительно.
Получив оружие, Игорь, как и другие, принялся искать на автомате год выпуска. Оказалось, что автомат выпущен ещё в 1969 году. «Я всё же тебя на два года старше, старик», — улыбнулся Игорь и похлопал ладонью по холодному, гладкому стволу. Автоматы были «разновозрастные» — от 1966 до 1977 годов.
— Ещё брежневские, — весело заметил Атосевич.
Автомат у Тищенко был хоть и старый, но вполне приличный и не такой облупленный, как у других. Особое беспокойство у всех вызывали штык-ножи. Никому не хотелось получить старый и тупой. Кроме того, далеко не у всех ножей были целыми ремешки, фиксирующие их вертикальное положение.
Нож Игорю достался острый, но немного ржавый. Ремешок, увы, был разорван, и это огорчило курсанта. Оружие Игорь получал одним из последних, поэтому не успел он ещё осмотреть всё как следует, как вышел Мищенко, заставил всех положить оружие на пол и приказал называть номера автоматов. У Игоря был самый хорошо запоминающийся номер — 1917 ГТ (последнее курсант для себя расшифровал, как «господин Тищенко»). У остальных номера были похуже в том смысле, что их труднее было запомнить.
— А теперь проверьте свои ножи. Номера на ноже и автомате должны соответствовать — если на автомате номер 6040 БТ, то и на штык-ноже должно быть 6040 БТ, — пояснил капитан.
Игорь внимательно осмотрел свой нож — и на ножнах, и на самом ноже были выбиты те же буквы и цифры — 1917 ГТ. У Коршуна и Стопова ножи оказались перепутанными, и они обменяли их между собой.
— Разобрались?
— Так точно, товарищ капитан, — ответил за весь взвод Байраков.
— Тогда возьмите противогазы и отыщите на них деревянные бирки. На бирках написаны фамилии тех, на ком было записано оружие до вас. Пока вы должны запомнить эти фамилии, а потом сделаете и пришьёте уже свои бирки. Гришневич!
— Я!
— Это нужно сделать до конца недели. И хэбэ тоже надо пометить.
— Есть, товарищ капитан.
На сумке с противогазом Тищенко была пришита небольшая деревянная бирка с хоккейной фамилией «Фетисов». «Тоже легко можно запомнить», — обрадовался Игорь.
Гришневич продемонстрировал хорошо всем известные ещё со школы по урокам начальной военной подготовки приёмы присоединения и отсоединения магазина, надевания противогаза и щелканье переключателя огня на автомате. Надев противогаз для образца, Гришневич тут же его снял, подошёл к Мищенко и что-то ему сказал.
— Правильно — самое главное, чтобы противогазы подошли всем по размеру. Попробуйте, какой размер подходит каждому из вас, — объявил капитан.
«Фетисов» был первого размера и прекрасно подошёл Игорю.
Почти всем остальным пришлось меняться, но к большому всеобщему удивлению, в конце концов, все получили тот размер, который хотели, и идти менять в оружейку не пришлось.
После этого всё оружие в обратном порядке поставили в пирамиды, и Петраускас закрыл оружейку на ключ, причём сделал это совершенно зря — подошёл третий взвод. Чтобы не мешать, Мищенко отвёл свой взвод в сторону и приказал построиться в две шеренги. Игорь оказался перед Резняком.
— Первая шеренга — два шага вперёд! Шагом марш! Кругом!
В это время капитана зачем-то позвал старший прапорщик Фёдоров, и Резняк, улучив момент, зашептал через проход:
— Тищенко! Тищенко!
— Чего тебе?
— Давай местами поменяемся?
— Зачем?
— Ну, давай поменяемся — жалко тебе, что ли?! Мне с Гутиковским надо поговорить.
Вначале Игорю показалось странным желание Резняка поменять место, и он уловил в этом какой-то подвох, но довод о необходимости разговора с Гутиковским, который стоял рядом с Тищенко, показался вполне убедительным, и курсант быстро поменялся местами с Резняком. Встав на место Игоря, Резняк шепнул что-то на ухо Гутиковскому, и они оба заулыбались. Игорю вновь показалось это подозрительным, но он никак не мог понять, в чём тут дело.
Вернулся Мищенко в сопровождении Гришневича и Шороха и объявил взводу:
— Стоящие в шеренге слева от меня — первое отделение, справа — второе. Шорох!
— Я.
— Перепиши всех по фамилиям.
— Есть.
Шорох писал долго и закончил лишь минут через семь:
— Гатова, таварыщ капитан.
— Зачитай, чтобы все знали. И назови командира каждого отделения, чтобы отныне обращались к своему непосредственному начальнику.
Только сейчас Игорь понял, как надул его Резняк: там, где раньше стоял Тищенко, были все его соседи по ряду коек. Теперь же Игорь попадал в одно отделение вместе с теми, кто жил через проход. Резняк загодя успел заметить, как разбивали на отделения первый взвод, и теперь был доволен, что ему удалось обвести Игоря вокруг пальца. Тищенко же, напротив, пришёл в самое дурное расположение духа.