Опять какая-то размазня на тарелке. Я с завистью засмотрелась на парня за соседним столиком, который с довольным постаныванием поглощал ароматный стейк. Каждый отрезанный кусок он обильно перчил, поливал каким-то соусом и только потом отправлял его в рот. Но голод не тётка, и я опасливо попробовала свою еду.
«Неплохо, — констатировала про себя и со вздохом зачерпнула очередную ложку. Через некоторое время, доев почти всё, добавила: — Даже сытно».
Допить йогурт мне не дал Виктор:
— Поговорить надо.
Едва я поднялась из-за стола, потащил к выходу из столовой. Втиснув меня в какой-то закуток, огляделся по сторонам и тихо сказал:
— Извини, но сегодня после отбоя я буду занят.
Пожала плечами — занят так занят.
— Ты обиделась?
Отрицательно качнула головой, пытаясь выбраться в коридор.
— Но я правда не могу! — с каким-то отчаянием, тихо, но эмоционально произнес парень.
Кивнула — понимаю, не можешь. Оно и к лучшему. Это утром после полученных впечатлений мне хотелось затуманить разум спиртным, чтобы расслабиться. Сейчас, после того как я осмотрелась, выспалась, поела и разобралась с волосами, жизнь уже не казалась такой грустной. Виктор истолковал моё молчание по-своему.
— Мне кажется, что ты обиделась, — грустно вздохнул он. Помялся и решительно заявил: — Мы с парнями ночью на нижние этажи идём.
«Нет! — я отчаянно замотала головой. — Нельзя туда, не ходи!»
Но Виктор даже не смотрел на меня.
— Нас в комнате четверо живет. Представляешь, я думал, что мальчишкам лет по двадцать, оказалось, что двоим больше сотни. А одному и вовсе лет двести. В их расах взрослеют долго. Общаемся между собой на межгалактическом. Сегодня ночью проснулся от шёпота. Эти балбесы обсуждали, как пройти мимо поста и выйти в общий коридор, чтобы не попасться сержантам-воспитателям и не загреметь в карцер. Я начал было отговаривать, но они упёрлись, что непременно надо сходить и понять, что там такое происходит и почему от курсантов это скрывают. Один из пацанчиков сын какой-то шишки из Синклита, вот и решил из себя разыграть крутого. А те двое ему в рот заглядывают. Зелёные совсем мальчишки. Глупые. Не могу я их одних отпустить.
Я дёрнула Виктора за рукав. И жестами показала — не ходи!
— Если там опасно, то они одни погибнут!
Я закатила глаза. Как ему объяснить, чтобы они все туда не лезли? Прижала руки к груди. Ой, как я могла забыть? Начала расстегивать верх комбинезона. У моего приятеля заблестели глаза. Ага, счаз, размечтался! За шнур вытащила из-под одежды кисет с артефактами. Достала серьги и протянула собеседнику.
— Ты что? — возмутился тот. — Это же бабские цацки.
Мне надоело его уговаривать. Потянула за ворот, чтобы наклонился, и прицепила на ухо одну из клипс.
«Теперь ты должен меня слышать», — протранслировала ему ментально.
— Ух ты! — вторую надел сам.
«Слушай, моя интуиция вопит от ужаса. Нельзя идти вниз! Доложи сержантам, чтобы заперли мальчишек».
— Никогда не был крысой и становиться не собираюсь! Существует правило — нельзя закладывать товарищей. Одних тоже не пущу. Они же необстрелянные, выживать в условиях боя не обучены.
«Ты там воевать собрался?»
— Понимаешь, среди боевиков ходят слухи, что внизу появилось нечто опасное. Никто не видел, но все ощущают тревогу. Преподы и сержанты молчат — кажется, сами ничего не знают.
«А ты Робин Гуд?»
— Нет. Сам не хочу идти, но… Ты же меня понимаешь.
«Понимаю — такая же дура. Слушай, давай я Инку расскажу? И пусть меня считают кем угодно».
Виктор опять отрицательно качнул головой. Ну почему он такой?! Со всей силы ударила его кулаком в предплечье:
«Ну почему ты такой дурак?»
Парень прижал мою голову к груди:
— Не плачь. Я обязательно вернусь. Буду очень осторожным и внимательным.
Отстранилась и достала из кисета подвеску на цепочке:
«Держи. Эта штука предупреждает об опасности вибрацией. Если на тебе в это время будут серьги, то можешь и картинку увидеть. Но не стопроцентно. Надень под одежду, прямо на тело. Серьги внизу не снимай, слушай эфир постоянно. Многие твари менталом владеют. Вдруг поможет. И помни, ты мне должен!»
— Что должен?
«Артефакты вернуть! Если утром перед завтраком не отдашь, я пойду к рес Плою. И думай что хочешь о себе, обо мне и всём Корпусе в целом, но я доложу о вашем походе».