Шляпа потеряла всякую форму, и теперь валялась на земле словно маленькое дохлое животное. Ламек шлепком сбросил ее в водосточную канаву, и вода унесла ее прочь. Он медленно поднялся, встал на колени и проследил, как она уплывает. Потом встал на ноги, отряхнул всего себя ладонями. Значит, это был не Енох Хоффман, это не он убил супервайзера.
Ни на что конкретно не глядя, Ламек сказал:
— Ну ладно, экскурсия окончена. Есть еще одна малость, которую я могу сделать, чтобы вам помочь. Мы с вами — маринованные огурчики, каждый в своей собственной банке, мистер Анвин. Вот так оно теперь и будет.
Он вытер лоб рукавом. Теперь он дышал более легко и свободно, но говорил тихо.
— Я, конечно, мог бы сделать больше. И больше вам показать. Мы попали в беду, все мы, весь наш сброд. Почитайте ваш экземпляр «Руководства». Найдите Сайварта, если сумеете, и вытащите его оттуда, пока он не наделал еще каких-нибудь глупостей, хуже, чем прежде.
Ламек сунул руки в карманы и оглянулся по сторонам.
— Ну? — сказал он. — Просыпайтесь же!
И Анвин проснулся.
Ноги под толстым хлопчатобумажным одеялом по-прежнему были в носках и все мокрые. Голова была тяжелой, и подушка под ней тоже казалась тяжелой. У него возникло странное ощущение, что голову ему намагнитили. Во рту стоял неприятный металлический привкус.
Никакая музыка в третьем архиве сейчас не играла, а мисс Полсгрейв покинула свой записывающий механизм.
Хильды, великанши Хильдегард, старшего клерка — чего? Да, наверное, всего этого, предположил Анвин, — нигде не было видно. Вокруг него по-прежнему лежали ее младшие клерки, продолжая в глубоком сне свои труды. Какие странные видения Хоффман и его дочь изобрели для них, для их тщательного изучения? Только никогда не спящий Джаспер Рук мог вечно сохранять иммунитет против них, а Джаспер, напомнил себе Анвин, к нынешнему моменту, наверное, вернулся в город и разыскивает того, кто убил его брата.
Игла звукоснимателя достигла конца записи последнего сна Ламека на граммофонной пластинке, и теперь вхолостую продолжала свое бесконечное круговое скольжение, не производя никаких звуков. Анвин остановил механизм, перевернул пластинку и обнаружил на ее обратной стороне другую звуковую дорожку. Ламек сказал ему, что там искать больше нечего, но супервайзер, видимо, не до конца понимал происходящее. А Анвину нужно было узнать больше. Он опустил иглу на пластинку и прикрыл глаза.
И снова звуки начали образовывать некий замысловатый узор, и на этот раз он опустился в сон откуда-то сверху. На секунду перед ним открылся поразительный вид сверху на город из сна Ламека. Он быстро опускался ниже, со скоростью падающих дождевых капель, так что любая капля, казалось, неподвижно висела перед его глазами. Он посмотрел вверх. Над головой повисло огромное множество таких капель, угрожающих, как занесенные кинжалы; он пожалел, что не прихватил зонтик. И зонтик тут же парашютом опустился прямо ему в руку, и он нырнул под него словно качнувшийся в сторону маятник, а дождь все продолжал барабанить у него над головой.
Ламек направлялся ко входу в здание, самое высокое в этой части города, а может, и во всем городе. Оно стояло несколько в стороне от остальных домов, словно мрачный обелиск. И было в его очертаниях что-то очень знакомое. И когда ступни Анвина коснулись земли, он понял, что именно. Это было офисное здание Агентства.
Анвин следовал за Ламеком, он успел проскользнуть сквозь двери вестибюля, прежде чем они закрылись за супервайзером, по дороге к лифту он сложил свой зонт, точно так, как делал сотни раз до этого, но в том, другом вестибюле, в реальном. Если сознание Хоффмана представлено павильоном кривых зеркал, то чьи мысли во сне хранятся здесь?
Ламек прошел мимо дверей лифта, бормоча себе под нос на ходу:
— Глупо, как глупо!
Анвин слышал, как он это бормотал, видимо, ругая самого себя. Потом он покачал головой, словно приводя мысли в порядок. В конце вестибюля он поднял руку, стараясь разглядеть в скудном освещении стрелки часов. Откуда-то раздался голос: «Давай заходи, Эд, ты как раз вовремя». Анвин не узнал этот голос; он слышался из-за двери, на которой черными трафаретными буквами было написано: «Уборщик».
Когда Ламек вошел туда, Анвин услышал звук, и тут же узнал его. Это был шорох газет и воркование голубей. От этого звука он на мгновение застыл на месте, так что едва успел просочиться внутрь, поднырнув под руку Ламека, когда супервайзер закрывал за собой дверь.