Ламек некоторое время обдумывал услышанное.
— Странная теперь для нее сложилась ситуация, — сказал он. — Ее прежний любовник занимается слежкой за ней же.
— Я пытаюсь сломить ее сопротивление, Эд. Она что-то от меня скрывает. Не знаю, что именно, но долго это продолжаться не будет. Я все силы бросил на поиск — так сказать, включил все прожектора, а она уже начинает уставать от этой борьбы.
Ламек оглянулся по сторонам и сказал:
— Вот оно, опять!
— Что?
— Я слышал какой-то звук. Не здесь. В моем кабинете.
Артур лишь отмахнулся:
— Так это был я.
Ламек внимательно посмотрел на него, а Артур лишь пожал плечами.
— Эд, я сейчас в твоем кабинете. — Он вроде как вышел из себя, вынужденный объясняться. — Я в последнее время только и делаю, что торчу здесь, и все это время мне приходится вплотную заниматься собственным сомнамбулизмом. А мне ведь нужно бывать и во множестве других мест, сам знаешь.
— А ко мне ты просто забежал, чтобы выкинуть мусор из корзины для бумаг, — так надо думать?
— Точно, — ответил Артур. — Забежал, чтобы немного там убраться.
Ламек надел шляпу.
— Ну ладно, тогда я пошел. Руку тебе пожму потом, на выходе.
— Дверь заперта, — сказал Артур. — Ты не проснешься, пока не проснусь я.
Ламек снова задвигал челюстью, правда, теперь он выглядел скорее задумчивым, чем разозлившимся.
— Ты был для меня как отец родной, — сказал Артур. — Все мне показывал и объяснял, когда меня только что взяли в штат. Помнишь, как я выглядел в желтых подтяжках курьера? Я бы и теперь в них бегал, если бы не ты. Ты тогда создавал впечатление, словно я знаю, что делаю, задолго до того, как я начал хоть что-то понимать. Вот что теперь так все осложняет.
— Что именно осложняет?
— Ложь, Эд. Я лгал тебе. Часто и много. Сам знаешь, лучший способ обмануть обезьяну — это обмануть ее дрессировщика. Обезьяна — это Сайварт. Ты и сам это всегда знал. Я просто хочу подобрать все оставшиеся концы.
— К чему такое беспокойство? — спросил Ламек.
— Эд, послушай. Все дела Сайварта — липа.
— Ну, это его дела, — сказал Ламек.
— Это твои дела! Сплошной вздор! Чушь собачья! Все дела, что ты раскрыл, ты раскрыл неправильно. Вы оба, вместе, раскрыли их неправильно! Отличная у вас получилась команда. Именно то, что нам было нужно. Чтобы все важные сведения были скрыты, спрятаны. За исключением «Дела о двенадцатом ноября». Он как-то умудрился его раскрутить и расколоть.
— Значит, это ты за мной все время таскался, Арти?
— Послушай, Эд. Ты проделал отличную работу. Самую важную работу из всех, какие в этой лавочке кто-то для меня выполнял. Но все не так, как ты думаешь. В ту ночь в луна-парке, когда Хоффман меня обдурил — всех нас обдурил, — я понял, что нужно пойти на сделку. Типа, одна рука моет другую.
— Больше походит на то, что они обе грязные.
— Полегче на поворотах, Эд.
— Ну и как все это сработает? — спросил Ламек. — Ты позволишь ему смыться, да еще и все следы замоешь? Итог: Агентство зарабатывает свой навар, твоя марионетка становится героем и получает все, что хочет.
Анвин судорожно обдумывал услышанное; его чуть наизнанку не вывернуло, когда он понял, как теперь сходятся все детали. Фальшивая мумия, полковник Бейкер жив и здоров — Хоффман и Артур, видимо, заранее аранжировали каждое из этих дел. Хоффман, весьма желая заполучить драгоценный трофей, сохранил его у себя, а также прибрал к рукам наследство Бейкера. Агентство разжилось новой звездой детективного бизнеса и получило роскошные публикации на первых полосах газет. Сайварта водили за нос в каждом из этих дел, и Анвина вместе с ним, да и весь город тоже.
— Я должен был все тебе рассказать, Эд. Чтобы ты понял, как обстоят дела на самом деле.
Ламек схватился за горло. Его пальцы изобразили некий танец вокруг воротничка, словно пытались ухватить что-то и никак не могли это сделать. Он отбивался от рук призрака; Анвину почудилось, что сам он тоже ощущает эти руки.
— Тут может оказаться еще кое-что, — сказал Ламек, хватая ртом воздух.
Артур со спокойным выражением лица наблюдал за ним.
— Кое-что, чего ты мне еще не сообщил? Кое-что, что мне необходимо знать, помимо того, что я уже знаю? Видимо, не может, Эд. Я же контролер, я человек, и так слишком многое видящий и знающий.