Он быстро собрал свои вещи: серебряный нож для вскрывания писем, увеличительное стекло, запасные катушки с лентой для пишущей машинки. Прихватил с собой и некоторое количество писчей бумаги. Пройдет немало времени, прежде чем он снова начнет получать канцтовары.
Он прикрыл за собой дверь кабинета и тут обнаружил, что в коридоре его дожидается Скрид.
— Мне нужна ваша помощь, — сказал Скрид. — Не могу прикурить левой. — Его правая рука была в гипсе, а в левой он вертел зажигалку. Анвин забрал ее у него, крутанул колесико и поднес огонек к сигарете, торчащей в уголке рта детектива. Это было в первый раз, когда Анвин видел его действительно курящим.
— Все оказалось точно так, как вы говорили, — сказал Скрид. — Забегаловка «Кот и тоник» оказалась пустой, там был один только Хоффман, он и впрямь спал. И как же он поразился, когда увидел меня, проснувшись от звонка оставленного вами будильника! Я взял его, Анвин.
— Вы взяли его, — повторил Анвин.
— Мне хотелось немного потянуть время, я никуда не торопился, ну, вы понимаете. Хотел связаться с нужными людьми в редакциях газет. Я решил, что все должны знать об этом историческом событии. И держал его запертым у себя в шкафу, пока обо всем договаривался.
— Но вы забыли про его чревовещательские способности, — заметил Анвин.
Скрид уставился в пол и с кашлем выпустил дым сквозь ноздри.
— Я всего-то на минутку вышел. А когда вернулся, во тьме меня уже ждали Пик и Крэбтри. И навалились на меня. Хоффман вызвал их моим голосом и убедил, что Хоффман засунул меня в шкаф и сейчас вернется, чтобы убить. И к тому времени, когда мы разобрались, что было на самом деле, он уже сбежал.
Скрид избегал смотреть Анвину в глаза. Они оба понимали, что Хоффмана вряд ли удастся снова поймать, что он теперь может быть где угодно, быть кем угодно. Но если в мозгу Сайварта действительно осталась какая-то частица Хоффмана, может ли таким же образом произойти и обратное явление? Анвину приятно было вообразить, что некая частица детектива застряла в мозгу этого мошенника-иллюзиониста, отслеживая каждый его шаг.
Помолчав немного, он сказал:
— Ну по крайней мере вы заполучили настоящего «Старейшего убитого человека».
Скрид вздохнул.
— Там есть один старый музейный смотритель, который очень этому обрадовался. Не уверен, что кому-то еще есть до этого дело. Думаю, они даже оставят на месте табличку с фамилией Сайварта.
Когда Анвин уходил, Скрид все еще курил свою сигарету, дергаясь всякий раз, когда ему приходилось двигать правой рукой.
Следующим пунктом в маршруте Анвина был четырнадцатый этаж. Клерки сделали вид, что не замечают его, поэтому ему оказалось несколько легче и проще добраться до своего старого стола. Даже теперь этот зал вызывал у него ностальгические чувства. Ему хотелось посидеть здесь хоть немного, прикрыв глаза, просто слушая перестук пишущих машинок и скрип выдвигаемых ящиков с файлами.
Пенелопа Гринвуд сложила свои вещи в картонную коробку. Когда она увидела Анвина, то сунула ее себе под мышку и надела свою серую шляпку. Мистер Даден смотрел им вслед, пока они шли к лифту. Анвин оглянулся назад и заметил, как старший клерк заламывает руки.
Выйдя на улицу, они остановились на тротуаре, в пятне солнечного света, и стали ждать. После того как он в третий раз посмотрел на часы, она мягко взяла его за запястье и сказала:
— Чарлз, это совсем не такое дело, на которое можно опоздать.
Она вернулась в город, чтобы отомстить за убийство Калигари, но месть — к такому выводу Анвин пришел в конечном итоге — была не единственным ее движущим мотивом. Она считала своим долгом вернуть себе то, что потеряла, когда луна-парк перешел к ее отцу. «Неизвестное никогда не имеет границ», — утверждал Калигари, и Анвин считал, что Пенелопа Гринвуд намерена сохранить все именно в таком виде.
Кое-кто в Агентстве будет очень рад услышать, что у них снова появился достойный противник, подумалось ему.
Из-за угла показался передвижной луна-парк Калигари. Он был полностью восстановлен и снова на ходу, снова передвигался. Грязь, собравшуюся за время стоянки на ярмарочной площади, с фургонов и павильонов смыли, все было заново покрашено в яркие цвета — красный, зеленый, желтый. Повсюду развевались вымпелы, гремела музыка. Бывшие, рассевшись по своим грузовикам, махали руками, жали на клаксоны, кричали что-то детям, визжавшим им в ответ с тротуаров. Вся эта процессия двигалась по улице толчками, то останавливаясь, то вновь продвигаясь вперед. Впереди шли слоны, друг за другом, задний тыкался хоботом в хвост переднего. Пенелопа вымыла их всех и накормила, почесала всем за ушами. Даже самый старый из всех троих выглядел сейчас ожившим и полным сил.