— Я отличная машинистка, я все время практикуюсь, при любой, как вы уже заметили, возможности, — пояснила она, подавляя зевоту. — Я уже изучила самые важные дела Агентства, и не возражаю против сверхурочной работы. Мое самое слабое место — это чрезмерная склонность к в общем-то непроизвольным приступам сонливости. Я понимаю, разумеется, что это совершенно не соответствует девизу Агентства. Но работа, проделанная мной для того, чтобы как-то компенсировать эту слабость, только укрепила мою решимость, причем гораздо сильнее, чем можно было ожидать. А потому прошу меня извинить за храп.
Теперь на столе оставалась — помимо пишущей машинки, лампы и телефона — только блестящая черная коробка для ленча.
Эмили обошла стол и протянула руку, чтобы забрать шляпу Анвина, но он крепко держался за свой головной убор. Она же, тоже вцепившись в поля его шляпы, упорно тянула на себя, пока он наконец не сдался, и тогда она торжествующе водрузила ее на вешалку.
Эмили стояла очень близко, и комната показалась Анвину слишком маленькой для них двоих. Он чувствовал в воздухе аромат лавандовых духов. Она протянула руку, чтобы забрать у него портфель, но он прижал его к груди, прикрыв обеими руками.
— Да вы не беспокойтесь, — улыбнулась она, обнажив свои кривоватые зубы. — Я просто должна проявлять заботу о вас. Это ведь вменено в мои служебные обязанности.
Стало быть, его ассистентка знает, для чего она здесь находится, хотя сам Анвин этого еще не уяснил. Только вот что ему с ней делать? Если бы он сейчас сидел за своим столом на четырнадцатом этаже, то, вероятно, сумел бы что-нибудь придумать. Там всегда нашлась бы какая-нибудь работа: напечатать новые этикетки на папки, рассортировать сами папки в алфавитном порядке или в хронологическом, по возрастающей или по убывающей. Но Анвину и самому доставляла огромное удовольствие возня даже с этими, на первый взгляд малозначительными, делами, и просто так он никогда бы не отказался от этой подчас незаметной, но все-таки нужной деятельности.
Эмили все-таки действительно помогла ему снять пальто, а затем повесила на крючок ниже шляпы. Ну а вот как она забрала у него зонтик, он вообще не заметил.
— У меня очень много работы, — устало проговорил он.
Она сложила руки на груди, демонстрируя всем своим видом то, что ее не страшат никакие трудности.
— Я готова ознакомиться со всеми аспектами нашего дела. Полагаю, естественно, что ваш куратор уже связался с вами.
— Я уже… пообщался с этим джентльменом, — заверил ассистентку Анвин.
Тут раздался стук в дверь, и Эмили отворила, прежде чем Анвин успел ее остановить. В коридоре за дверью стоял мужчина неопределенного возраста: непричесанные светлые волосы могли бы украшать голову тринадцатилетнего подростка, но он прошел в кабинет с непоколебимым спокойствием человека, несомненно, более старшего возраста. В глаза бросалась накрахмаленная белая рубашка и желтые подтяжки. В руках у него был сверток размером с коробку для обуви, завернутый в коричневую бумагу.
— К вам курьер, сэр, — объявила Эмили, словно Анвин находился где-то вне кабинета.
Анвин принял сверток и развернул. Внутри оказался служебный жетон Агентства с именем Чарлза Анвина, детектива. Рядом с ним лежал пистолет. Анвин захлопнул коробку.
— Кто это прислал?
— Данная информация выходит за пределы того, что я должен вам передать, — ответил курьер и провел большими пальцами под своими подтяжками сверху вниз.
Анвин давно уже приобрел определенный опыт общения с курьерами. И считал их всех плутовским народцем, склонным произвольно нарушать правила, регламентирующие их деятельность. Этот тип явно не был исключением.
— Вы можете сказать, когда оно было отправлено? — попробовал Анвин другой подход.
Курьер лишь уставился на потолок, словно в подтверждение того, что вот именно подобные вопросы и компрометируют как тех, кто их задает, так и тех, к кому они обращены.
— Тогда вы, наверное, можете принять ответное сообщение?
Этим ходом Анвин загнал курьера в ловушку. Тот обязан доставлять не только то, что ему было поручено доставить, будь то пакет или вербальный посыл, но и принимать любое поручение, при каких бы обстоятельствах оно ему ни было дано. Носитель накрахмаленной рубашки оставил в покое свои подтяжки и вздохнул.
— На словах или в напечатанном виде? — сокрушенно спросил он.
— В напечатанном, — сухо пояснил Анвин. — Эмили, вы говорили, что отлично печатаете.
— Да, сэр. — Она вернулась к пишущей машинке, зарядила в нее чистый бланк с шапкой и девизом Агентства. И подняла руки над клавиатурой, чуть склонив голову влево. Глаза ее смотрели далеко в пространство, словно бы на какой-то далекий предмет.