Анвин начал диктовать:
Ламеку, супервайзеру, этаж тридцать шестой. От Чарлза Анвина, клерка, этаж четырнадцатый, в настоящее время этаж двадцать девятый, временно.
Сэр, при всем моем уважении, должен просить вас срочно обратить внимание на вопрос о моем недавнем повышении, решение о котором, как я полагаю, было принято по ошибке.
Эмили печатала уверенно и даже несколько вызывающе — каретку она всякий раз возвращала к новой строке эффектным взмахом руки, как пианист-виртуоз перелистывает страницы нот какого-нибудь изящного интермеццо, а ее пальцы порхали, высоко взлетая над клавишами в конце каждого предложения. Стиль ее работы наполнил Анвина еще большей решимостью, и он в полной мере проявил ее при продолжении диктовки:
Как вам известно, я несу персональную ответственность за оформление файлов с делами детектива Трэвиса Т. Сайварта. Естественно, я рассчитываю вернуться к этой работе как можно скорее. Если вы не располагаете возможностью ответить на данное обращение, я буду считать, что данный вопрос решен, поскольку мне не хотелось бы беспокоить вас более, чем это необходимо. Я, безусловно, приму все меры, чтобы вы получили копию моего рапорта.
Эмили извлекла лист из машинки, сложила его втрое и вложила в конверт. Курьер сунул его себе в сумку и вышел.
Анвин вытер лоб рукавом. Курьер отправится прямиком в кабинет Ламека на тридцать шестом этаже и обнаружит беднягу мертвым. Это освобождало Анвина от необходимости самому докладывать о его смерти.
— Клерк, — задумчиво произнесла Эмили. — Отличное прикрытие, сэр. Преступники всегда недооценивают обычных клерков, даже не подозревая, что именно это может стать для них фатальной ошибкой. А вы уже здорово вошли в роль, прошу простить за такое замечание. Полагаю, что эта ваша легенда вполне сойдет как для внутреннего, так и для внешнего употребления. Теперь я начинаю понимать, почему они решили назначить вас на место детектива Сайварта.
Эмили поднялась со своего стула и сделала жест в сторону противоположной стены кабинета. Ее нервозность уже прошла — виртуозная работа на пишущей машинке вернула ей уверенность в себе.
— Сэр, — заявила она, — позвольте мне показать вам ваш персональный кабинет.
Только сейчас Анвин заметил, что за столом имелась дверь такого же грязно-коричневого цвета, что и стены. Эмили провела его в комнату, погруженную в зеленоватый полумрак. Темный ковер на полу и еще более темные обои создавали впечатление небольшой поляны в густом лесу, хотя пахло здесь сигарным дымом.
Из окна открывался гораздо более радующий глаз вид, чем из окон на четырнадцатом этаже. Отсюда просматривались крыши тесно сгрудившихся домов вокруг старого порта, а за ними — огромное серое пространство гавани, где дым из пароходных труб пронизывался бисером дождя. Вот этим видом и любовался Сайварт, когда писал свои рапорты и отчеты. Там, внизу, ближе к воде Анвин едва различал полуразрушенные павильоны передвижного луна-парка Калигари[2], служившего в течение многих лет Еноху Хоффману оперативной базой. «Интересно, — подумал Анвин, — что ощущал детектив, наблюдая за логовом врага, не выходя из своего комфортабельного кабинета?»
Но о Хоффмане уже давненько, лет восемь как, то есть со времени «Дела человека, укравшего двенадцатое ноября», ничего не слышно, а луна-парк с тех пор успел превратиться в заброшенную свалку. Может, Сайварт тоже пропал? Анвин припомнил, что в одном из рапортов детектива промелькнул намек на то, что Сайварт планирует выйти в отставку. У Анвина, конечно, хватило предусмотрительности провести соответствующую зачистку — подобные пассажи не только были там совершенно неуместны, но и носили крайне мрачный характер и явно были написаны в период затишья между делами, когда Сайварт пребывал в депрессивном состоянии. После двенадцатого ноября участились рецидивы, и Анвину оставалось только надеяться на то, что он единственный человек, имеющий представление о том, как тяжело сказалось расследование этого дела на самом Сайварте. «Я ошибался на ее счет», — написал он, имея в виду Клеопатру Гринвуд. Это было правдой, он действительно ошибался.
Сайварт же, вероятно, мечтал обосноваться в каком-нибудь пригороде и засесть за сочинение мемуаров. Анвина поразило подробное описание будущего дома: маленький белый коттедж в лесу, за северной окраиной какого-то городка, у реки; склон холма, заросший кустами ежевики; качели, сделанные из старой автомобильной покрышки; пруд с кувшинками. И еще тропинка, что ведет к земляничной поляне в лесу. «Отличное местечко, чтобы вздремнуть», — резюмировал он.