— Газеты и голуби! — Именно это он произнес и уже понял, что забыл нечто очень важное.
Борясь с воздействием гипнотического голоса мисс Гринвуд, он свесился через край кровати и расстегнул замок своего портфеля, нашел пластинку, взятую из кабинета Ламека, и вытащил из конверта. Установил ее на диск электрического фонографа, стоявшего возле постели, повозился с ручками аппарата и запустил его. Потом нащупал наушники и водрузил их себе на голову.
Голос мисс Гринвуд постепенно смолк, а с ним и звучание аккордеона. Он услышал знакомые статические разряды, шорохи, то усиливающееся, то затихающее потрескивание и постукивание. Это был, несомненно, какой-то тайный язык, но Анвин ничего не понимал. Потом он перестал слушать звуки и вместо этого попытался увидеть их. Статические разряды имели некую форму, размеры; их уровень то поднимался подобно водопаду, несущемуся вопреки всему вверх, то замирал. За этим следовали новые взлеты, преодоление новых стен, и в одной из них Анвин увидел окно, а за ним — дверь, а вдоль двух других стен стояли сплошные ряды книг с синими и коричневыми корешками. Статические разряды рассыпались по полу и превратились в ковер, создали тени стульев, а потом и сами стулья.
Потрескивающий и постукивающий звук оказался стуком капель дождя, бьющих в окно. Шорохами было шуршание секретных устройств, упрятанных в стол, на котором стояли лампа под зеленым абажуром и пишущая машинка. За столом сидел мужчина, он закрыл глаза и дышал очень медленно.
— Привет, мистер Анвин, — произнес Эдуард Ламек.
— Здравствуйте, сэр, — ответил Анвин, но Ламек предостерегающе поднял руку.
— Не беспокойтесь, ничего говорить не нужно, — предупредил он. — Я вас все равно не слышу. И, коль на то пошло, даже не могу с уверенностью считать, что разговариваю именно с вами, мистер Анвин. Записывая данную беседу, я всего лишь готовлюсь к любым возможным осложнениям. Надеюсь, что буду иметь возможность передать этот файл вам в руки. Если же нет или если он вместо этого попадет в руки наших врагов, тогда… — Ламек наморщил свой объемистый лоб. — Тогда, я полагаю, они получат возможность понять мои намерения, и ни одно из них уже не будет иметь никакого значения.
Ламек открыл глаза. Как же они отличались от тех, что Анвин видел вчера утром! Эти были водянисто-голубые и очень живые. Но его они не видели.
Ламек поднялся со стула, и в его руке появилась шляпа. Когда он надел ее, ему на плечи упал плащ в тон шляпе.
— Не уверен, что мне удалось хоть что-то вам объяснить, — сказал он. — Но поскольку вы видите все это, то, вероятно, вы получили мои инструкции и отнесли этот файл в третье архивное отделение. И таким образом многое можете узнать и понять. Здесь время течет по-другому, и это может стать препятствием для непосвященного, однако нам это только на пользу. По дороге я расскажу, что еще вам следует знать, пока не доберемся до нужного места. Мне нужно выполнить несколько поручений, прежде чем я отправлюсь на назначенную мне встречу.
Он пошел к двери, и Анвин отпрыгнул в сторону, чтобы избежать столкновения.
— На тот случай, если вы сомневаетесь, — продолжал Ламек, — сообщаю, что почти всегда начинаю любое дело с собственного кабинета. Мы, супервайзеры, лучше всего работаем, когда придерживаемся определенного порядка действий. Некоторые в качестве исходного пункта выбирают дом своего детства, другие предпочитают лес. Одна женщина-супервайзер использует для этого станцию подземки со множеством пересекающихся путей. Я хорошо знаю свой кабинет, так что относительно легко могу его реконструировать. Вообще-то все это лишь отдельные детали и подробности, сами по себе ничего не значащие. Если вы сидите, предлагаю вам теперь встать.
Ламек отворил дверь. Вместо коридора тридцать шестого этажа с его желтыми светильниками и бронзовыми именными табличками на дверях Анвин увидел перед собой извивающийся переулок, темный и залитый дождем. Они вышли наружу, и дверь за ними затворилась. Анвин вспомнил про свою шляпу и обнаружил, что она у него на голове. Он также вспомнил и про свой зонтик, и тот тоже оказался у него в руке, уже раскрытый. Но пока они шли сквозь лабиринт между высокими кирпичными стенами, он все время частью сознания ощущал тепло одеял на кровати и мягкость подушки.
— Все это лишь вторичные проявления, — пояснил Ламек. — К тому же произвольные. Но требуются годы практики, чтобы добиться такой степени яркости и четкости. Можете считать этот переулок организационно-схематической структурой. Такой, какую лично я считаю особенно полезной. Здесь имеется столько дверей, сколько мне нужно, и они вполне логически выполняют соединительную функцию. Некоторые супервайзеры работают быстрее меня, потому что не тратят время на подобные структуры. Но они просто забыли, что это такое — получать удовольствие от своей профессии, от проделанной работы. А это ведь приносит определенное удовлетворение, вам не кажется? Вот эта ночь, шум дождя вокруг нас, а? Мы невидимками движемся сквозь мрак, по узеньким улочкам и проулкам. Простите меня, мистер Анвин, если я слишком увлекаюсь деталями и подробностями. Многое в последнее время произошло слишком быстро, и я стараюсь разобраться с этим, пока мы с вами идем.