Над их головами вращались лопасти вентиляторов, втягивая воздух в здания, полные непознаваемых видений. Или познаваемых, напомнил себе Анвин. Для Ламека и других супервайзеров это были помещения, реально доступные, книги, которые можно открыть и внимательно прочитать.
Ламек, словно воочию увидев мысли Анвина, изрек:
— Далеко не всякий вид наблюдения можно так легко осуществить, как вы только что видели, мистер Анвин. Моя жена желала моего присутствия, так что мне был открыт доступ в ее сознание. Но некоторые из этих дверей закрыты или заперты на замки. Другие так хорошо замаскированы, что их не найти. А сознание некоторых индивидуумов просто слишком опасно, чтобы в него залезать. Мы, супервайзеры, имеем некоторое влияние на сны обычных спящих людей, но сновидения тех, кто имеет опыт в искусстве слежки за снами, полностью принадлежат только им самим. Вы можете случайно забрести в такое место, но тут же сойдете с ума, увидев, сколь чудовищные вещи там прячутся, лишь только они проявят себя во всей своей полноте и начнут увещевать вас своей лестью и поддразнивать. Я уверен, вы понимаете, о каких методах я говорю.
Впереди Анвин углядел часть пейзажа, отличающегося от всей остальной картины: пятно яркого, сверкающего света размером с несколько городских кварталов. Здания вокруг пятна отражали этот свет, и вся эта территория раздувалась и извивалась, словно дышала. Анвин сперва решил, что это море, что вода влилась сюда, все еще посверкивая, прямо из сна Сары Ламек и затопила эту часть города. Но Анвин мог хорошо слышать это явление, так же хорошо, как видел его, и это был отнюдь не звук накатывающихся волн, что достигал его слуха. Из этого места исходила какая-то гудящая музыка, навязчивая и повторяющаяся мелодия.
Это был луна-парк, средоточие аттракционов и развлечений, и Ламек вел его именно туда.
— В большинстве случаев, — продолжал супервайзер, — главная проблема заключается в том, чтобы остаться невидимым для субъекта вашего изучения. Для того чтобы пребывать в чьем-то сне — а это совсем иное, чем исследовать и изучать запись на пластинке, — нужно стать частью этого сна. И как в таком случае должен действовать супервайзер, чтобы избежать обнаружения? Вся премудрость заключается в том, чтобы все время держаться в собственной тени спящего, в самых темных уголках его сознания, в щелях и закоулках, куда он сам не смеет заглянуть. Обычно таких местечек обнаруживается просто уйма.
Переулок перед ними разветвлялся, расходясь в разные стороны. Ламек остановился и заглянул внутрь каждого прохода. На взгляд Анвина, они являли собой зеркальное отражение друг друга. Его провожатый в нерешительности остановился, потом пожал плечами и выбрал тот, что уходил влево.
— Однако супервайзер ограничен в своих исследованиях тем, что снится подозреваемому, — продолжал Ламек. — Человеку может присниться дверца шкафа, но если он ее в своем сне не откроет, супервайзер не сможет заглянуть внутрь этого шкафа. Вот почему мы учимся тому, как заставить наших подозреваемых проделать то, что нам нужно. «Разве тебе самому не хочется увидеть, что там лежит?» — можем мы нашептать ему. И подозреваемый начинает раздумывать, а потом открывает дверцу, и вот вам пожалуйста! — там хранится память об убийстве, совершенном им всего лишь в прошлый вторник.
Анвин оглянулся назад, на переулок, по которому они сюда пришли: его несколько обеспокоили сомнения, что одолевали Ламека на перекрестке, где переулок разделился надвое. До того супервайзер выбирал дорогу без каких-либо колебаний. А раз он не знает деталей им самим придуманной картины, то, наверное, подвергает себя определенному риску. Может, они свернули не туда?
— Любопытная вещь, — продолжал Ламек. — Устройство, используемое мисс Полсгрейв, каким-то образом немного раздвигает границы наших исследований. Когда изучаешь запись на пластинке, то видишь вещи, находящиеся за гранью того, что попадает непосредственно в поле зрения подозреваемого: можешь заглянуть за угол, открыть книгу, пошарить под кроватью. Этот механизм, по-видимому, может воспринимать низкочастотные эманации, исходящие из глубин подсознательного. Он обладает своего рода периферийным зрением и видит вещи, недоступные ни спящему, ни супервайзеру. Это еще одно наше преимущество перед Хоффманом.