На Площади пахло жареным. Ситуация отсвечивала революцией. Каждый час из окна второго этажа выскакивал мужчина в кепочке. Говорил «Товарищи. Значит так…» Рассказывал, где находятся танки. Под Питером. Рядом.
Мы слышали скрежет гусениц. Ближе. Ближе.
Часть военных перешла на сторону Ельцина.
Что будет, если танки выедут на площадь. Что они будут с нами делать.
Давить.
Не верилось. Нонсенс какой-то. Человек под танком. Ушел.
В Москве давили. В Питере по-другому?
Голос в окне заорал: — Не расходиться! Стоять до последнего!
ГКЧП. Не пройдет.
Не прошел.
Скрежет затих. Мы стали прислушиваться. Тихо. Похоже, мы выстояли свое будущее. Защитили каким-то немыслимым образом. Несколько тысяч людей по всей огромной стране. Кто поверил. Пошел за мечтой. По-другому. Жить.
Захотели.
Случилось.
Путч отступил.
Мы поняли, что победили, каким-то седьмым чувством. Стали улыбаться, потом кричать.
Ура! Мы победили.
1991.
Начало моего предпринимательства. Свободное плаванье. Присказка. Самое интересное оказалось впереди.
Мы с моим компаньоном вошли во Дворец. Пахло революцией, наверное, как в семнадцатом, когда смыло все старое новой волной. Мы были той волной, которая смывала. Сейчас пыталась смыть с себя. Ненависть, нелюбовь, вековое покорство. Мы не рабы. Нам тогда казалось. Опьяненные победой, от пережитого стресса ликовали. Не каждый день тебя могут давить танками. Не подавили. Наша взяла.
Поднялись по легендарным ступенькам Таврического. Решили попутно наши торгашеские делишки обустроить. Нашли Начальника отдела торговли Правительства, которое поддержали. Теперь верх взял торговый инстинкт. Марина Салье, чудесная, умная женщина, добрейшей души человек. Мы нашли ее без труда. Она была здесь же в кабинете. Приняла нас как своих. Стали просить продукты для магазина нашего. Она ответила: — Не волнуйтесь, ребята, деньги мы уже перечислили. Собчак и Путин подписали контракт на продовольствие. Месяц терпите, придут продукты с Запада. Будем распределять по списку. Деньги большие. Миллионы долларов. Хватит всем. Мы вас в список включили. Ждите звонка.
Звонок не прозвучал никогда. Продукты не пришли.
— Что делать с теми, кто нас душит по-старому? Проверяет, контролирует, выпрашивает. Что делать-то?
Она ответила:
— Уезжать.
Слова оказались пророческими. Тогда я даже помыслить не думала. Слова оказались пророчеством. Для меня.
1993 год.
Лихие девяностые. Сколько случилось того, что мы не могли представить в страшном, кошмарном сне.
Звонок заливался тревожно. Алевтина. Она редко звонила сама.
Я почувствовала сразу. Что-то случилось.
— Срочно приезжайте. Нас угрожают спалить.
Я вскочила в машину, на бегу напяливая ставшую вдруг неудобной, нелепой шубу.
Примчалась. Что случилось? Рассказывайте. Кто?
Волосы Алевтины выбились из-под белого, по-прежнему накрахмаленного чепчика. Нахлобученной короной на голове, съехавшей набок. Очки вспотели.
— Нас хотели поджечь. Всех. Сказал, свяжет всех в один пучок, обольет бензином. Сожжет вместе с магазином. Звучало жутко. Мы на первом этаже. Пятиэтажка. При чем здесь люди.
— Люди-то тут при чем? — только и сказала я. Что еще я могла ответить перепуганным до смерти женщинам? Моим любимым сотрудникам, которые поверили мне. Пошли со мной в неизвестное. Работали честно на меня, их хозяйку.
Какую к шутам хозяйку? Какая я им хозяйка? Не смогла защитить, — думала я. Соображала, как решить ситуацию по-другому, без поджогов и стрессов.
Придется платить.
Другого выхода я не видела. Не сидеть же все время в офисе. Если сидеть, то что?
Прошлая встреча с охранителями-просителями обошлась. Два настойчивых вымогателя просили, наставив на меня пистолет.
Скорее всего, игрушечный. Настоящий? Не может быть. Нет. Так я себе решила. Было все равно страшно. А вдруг настоящий?
Нахально требовали деньги. Небольшие. Каждый месяц. Крыша. Отказалась. Достали пистолет.
Что взыграло во мне? Вечное мое нежелание подчиняться насилию. Большая эбонитовая пепельница стояла как раз под рукой. На столе. Схватила. Круглый шар поместился ровно. Я ее очень любила. Вулканическая прорезиненная порода приятно касалась, когда задевала случайно, принимая кого-нибудь важного. Помогало расслабиться. Очередная бесчисленная проверка. Картинно стряхивая пепел, передыхала. Брала паузу. Успокаивалась.
Эбонит холодом отдавал в дрожащей руке. Заорала. Эбонит полетел в стену. Звякнул. Разбилась любимая пепельница. Вдребезги. Адреналин. В тот момент я, наверное, пулю бы остановила. Такая сила во мне взыграла. Я этой силы раньше не знала.