— Что сделал?
— Не будь тупицей, — выплевываю я. — У тебя был секс с Джеймсон.
— И? — Рыжевато-каштановые волосы Эллиота торчат, и он смахивает со лба растрепанные пряди. — С каких это пор заниматься сексом с горячей, страстной женщиной считается преступлением?
От слов «горячей» и «страстной» у меня волосы на затылке встают дыбом. Мои руки сжимаются в кулаки, желая его ударить.
— Осторожнее, — угрожаю я, когда Эллиот смотрит на меня, как будто я сошел с ума, а может, я и сошел. — Следи за тем, как ты говоришь о ней.
Он поднимает брови.
— Я не могу назвать ее горячей?
— Нет.
Он встает с кровати, идет к шкафу и достает оттуда футболку.
— Слушай, я не знаю, в чем твоя гребаная проблема, но выкладывай уже. Уже поздно, и я устал.
Устал?
Устал?
— Я хочу выбить из тебя все дерьмо, — рычу я, все еще прикованный к своему месту у двери, наблюдая, как он натягивает футболку через голову. — Пожалуйста, дай мне повод избить тебя до потери сознания.
Он опускает подол и поднимает руки, сдаваясь.
— Эй, чувак, я понятия не имею, о чем ты говоришь… это… Дерьмо, чувак. Ты встречаешься с Джеймсон? В этом все дело? Она… черт возьми… она тебе изменяет? Со мной?
Его глаза расширяются от ужаса, когда эта мысль укореняется в его мозгу.
— Святое дерьмо, это правда, да? Она тебе изменяет. Чёрт возьми! Боже мой. Не делай мне больно.
Эллиот выглядит так, как будто с ним вот — вот случиться гипервентиляция легких или он обмочит штаны или оба варианта одновременно, так что я жалею его.
— Нет, она не изменяла мне! Господи, мы даже не встречаемся.
Его плечи опускаются, и он издает долгий вздох облегчения.
— Слава богу, мать твою! — Сбитые с толку карие глаза встречаются с моими. — Подожди, тогда почему ты так злишься?
— Я…
Я не знаю.
— Я… понятия не имею.
Эллиот наклоняет голову, изучая меня, оценивая мою позу и выражение лица.
— Постой. Оз, ты… ты влюблен в нее?
— Любовь? — Я смеюсь слишком громко. — Нет. Черт, нет. — Но я все равно не решаюсь произнести следующие слова. — Она просто мой друг.
Мой друг.
Просто мой друг? От этих слов мне больно, и внезапно меня тошнит.
— Парень. Ты должен видеть себя прямо сейчас; я не могу поверить в это.
— Что?
— Она тебе нравится. Нравиться на самом деле.
— Заткнись, Эллиот, мы не в пятом классе.
— Не упусти своего омара, парень.
Моего омара? Какого черта он говорит?
— Пожалуйста, никогда больше не говори в моем присутствии ничего подобного, или мне придется тебя ударить.
— Ничего себе, поверить не могу, у Оза Осборна, легендарного борца из Айовы, на самом деле есть сердце.
— Я сказал, заткнись, придурок.
Но он не закрывает свой рот. Даже близко.
— У тебя есть настоящие чувства к кому — то. Ты не просто хочешь трахнуть ее.
— Разве я не велел тебе заткнуться?
— Послушай, я даже не знаю, что сказать. Извини. Дерьмо. Если бы я знал, я бы никогда не…
Он бы никогда с ней не переспал. Теперь я это знаю.
Откуда знаю?
Во-первых, потому что он лоялен и не подчиняется своему члену, в отличие от всех нас. Эллиот больше руководствуется эмоциями. Так что если он переспал с Джеймсон, то это потому, что она ему действительно нравится. Во-вторых, он знает, что, если он наебет меня, я выбью из него все дерьмо.
Так что простой факт остается фактом… это отстойно знать, что она решила переспать с ним.
Я просто не понимаю. Я потрясающий. Как она может этого не видеть? Где, черт возьми, я ошибся с ней? Я был слишком настойчив? Я отпугнул ее? Не надо меня ненавидеть, я слышу, как она умоляет. Вижу ее слезы. Джеймсон плачет, мокрые дорожки слез появляются на ее красивом лице. Мои глаза тоже слезятся, и я тянусь к ней, цепляясь за нее, когда слезы текут по моим щекам, но там не за что держаться. Я не знала, что тебе будет больно, всхлипывает она. Я не знала… Пожалуйста, Себастьян, я влюбляюсь в тебя.
— Тогда как ты, блядь, могла так поступить со мной? — плачу я. — Я влюбляюсь в тебя, а ты все разрушила. Ты все испортила.
Себастьян, я люблю тебя. Себастьян, я люблю тебя.
Себастьян. Оз, ты меня слышишь?
Оз.
Оз.
— Оз, чувак, очнись.
Я задыхаюсь в рыданиях, рывком подскакивая.
— Черт возьми!
Большая мощная ладонь сжимает мое плечо, сильно сжимая, и я вздрагиваю, ударяюсь затылком о холодное окно автобуса, мой висок ударяется о твердое стекло. Твою мать, как больно!