— Не пускайте его, господа, замкните дверь на ключ, а мы пойдём за Алёшей, — запыхавшись, говорит старший брат. — Этот чертёнок презлющий. Он мне губу в кровь сапогом разбил, пока мы его несли. Если их не вытащить сейчас оттуда, завтра же их всех поисключат. А тут за нами из дома приехать должны… Как мы к отцу покажемся с двумя исключёнными? Мне же за них, чертенят, достанется.
И он, и Анатолий, оба поспешно выбежали из класса, прихлопнув дверь.
— Ну, зверюшка, хорошо, что мы тебя оттуда выцарапали! — с ласковой шутливостью сказал Лаптев, держа меня между своих раздвинутых ног и облапив мои маленькие плечи своими огромными белыми лапами. — А то был бы тебе там капут… Выдубили бы тебе шкурку, как не надо лучше… Долбега, брат, на это артист. Я его, подлеца, хорошо знаю. Старые с ним приятели. Во втором классе дня, бывало, не проходило, чтобы меня не драли. Я ведь, брат, тоже хорошо выдублен. За меня, по правде, не двух, а четырёх небитых надо взять, — с весёлым хохотом закончил он.
— Ты, Лаптев, говорить с ним говори, а руками всё-таки придерживай. Он тоже ловкач, как раз стречка задаст, — предостерёг, добродушно улыбаясь, Страхов. — Ишь, глазёнки-то как разгорелись, чисто, как у волчонка. И сам-то весь ёжиком ощетинился. Ничего, голубчик, посиди, здоровее будешь. Там и без тебя есть кого драть, до вечера работы будет.
— Да я, ей-богу, не побегу, — ответил я по возможности спокойным тоном, притворяясь совершенно довольным. — Вот очень нужно… Конечно, самому уйти неловко было против товарищей, а уж когда обманули, да силою утащили, то какая неволя под розги лезть. Вы выпустите меня, Лаптев, честное слово, я никуда не уйду. А то ужасно жарко!
— Ну, ну, вот и молодчина, умно говоришь, — сказал Лаптев, гладя меня по гладко остриженной голове и доверчиво высвобождая из своих колен. — И головёшка у тебя, как биток, круглая, лобатая… Арапчонок настоящий.
— Можно по классу походить? — попросился я, — а то меня смяли всего, когда несли, да и вы потом коленками своими совсем раздавили. Здоровенные ноги у вас, как у быка, видно, что силач. Ведь правда, Лаптев, вы первый силач в гимназии?
Лаптев громко расхохотался.
— А вот с тобой ещё не пробовал, пожалуй, ты меня поколотишь! — шутил он, довольный моею верою в его силу.
— Нет, вы правду скажите, Карпов ведь не сладит с вами? — приставал я.
— А ты его спроси, он лучше меня знает, — продолжал улыбаться Лаптев.
Я прошёлся несколько раз из угла в угол комнаты, притворяясь, будто разминаю свои члены, и потом вдруг проворно, как мышь, бросился к двери и выскользнул в коридор. Лаптев и Страхов с криком и хохотом бросились за мною. Коридор был полон народа. Весь шестой, седьмой и пятый классы высыпали сюда в ожидании катастрофы, которая должна была разразиться над четвёртым классом.
— Держите его, господа! Не пускайте в четвёртый класс! — кричал на бегу Лаптев.
Но я отчаянно проносился сквозь тесноту, ловко увёртываясь от тех, кто старался ловить меня, перескакивая через всякие препятствия, расталкивая стоявших на пути. Два раза я больно стукнулся лбом о пол, спотыкнувшись на вероломно подставленные ноги, но сейчас же вскакивал и нёсся далее, выскользая, как угорь, из хватавших меня рук, прошмыгивая на четвереньках под ногами больших, кусаясь, царапаясь направо и налево, не боясь ничего, не помня ни о чём больше, кроме того, что мне необходимо опять прорваться в свой класс, из которого меня увели такою глупою хитростью, и где в эту минуту все мои товарищи геройски защищаются против беззаконных притеснителей. «Вот Алёша умный, Алёшу не провели, Алёша остался на своём месте, как настоящий храбрец! — терзало меня внутри. — А про меня всякий подумает, что я струсил и обрадовался случаю».
Вот уже дверь четвёртого класса передо мною, мне видна выпачканная мелом широкая спина солдата, стоящего на пороге. «А с чем же явлюсь я на бой? — ударило мне в голову. — Ножичек братья отобрали у меня, когда тащили в седьмой класс, а своими маленькими кулачонками, хотя бы и перетянутыми платком, что сделаешь против солдат?»
Я пробегал в эту минуту мимо большой медной вазы с краном, из которой пили воду все старшие классы. Без размышленья и без колебанья, словно по вдохновенью, сама рука моя выхватила на бегу из вазы тяжёлый литой кран. С стремительным шумом забила и запрыгала по полу толстая струя воды, и потоки её широко потекли во все стороны, затопляя коридор. С хохотом и визгом убегали от неё, пятясь назад, пятиклассники и шестиклассники, толпившиеся перед нашим классом. Я с разбегу протиснулся между нестройною толпою солдат, топтавшихся у входа в класс, и одним духом очутился на своём старом месте, на углу передней парты, как раз лицом к лицу с сердито кричавшим директором. Медный кран сверкал, словно обнажённый кинжал, в моём судорожно сжатом кулачонке.