Я медленно повертела ножом на столе.
— Не безнадежный. Наоборот. Самый популярный в школе и абсолютный болван. Нет ничего, что мне бы в нем хоть немного нравилось.
— Перестань. Популярные парни тоже имеют чувства, — поддразнил он.
— Только не этот. Конечно, если не брать в расчет то, как он зажимает свою подружку в школьном коридоре.
— То, как он зажимает девчонку, всегда надо брать в расчет, — сказал папа.
Мама шлепнула его салфеткой.
— Итан.
— Это правда. Я брал каждый раз.
И, клянусь богом, он потянулся и схватил маму за грудь прямо на моих глазах.
— Шесть тысяч двести восьмой раз. — Я отодвинулась от родителей как можно дальше.
— Итан, — воскликнула мама, — мы же за обеденным столом.
Папа повернул голову в мою сторону:
— Извините, Ваша светлость.
Мама пыталась сдержать себя:
— Фиона, директор Миллер действительно сказала, что ты не получишь аттестат, если не пройдешь этот курс? И весь Школьный Совет это подтвердил?
— Именно так она и сказала.
— Как по мне, то это просто предосудительно, — ответила мама.
— На этот раз мы согласились, — сказала я, водя вилкой по тарелке, играя с зернами риса.
Я выложила их в виде буквы «Т» от имени Тодд, а затем разрушила всё зубьями вилки.
— Лично я абсолютно против этого, — сказала мама. — Завтра я позвоню директору Миллер, а потом в Школьный Совет. Может быть, я даже напишу письмо в газету.
Она осушила свой бокал вина.
— Нелепо.
— Эй-эй, — сказал папа, — прячьте ваших дочерей. Вив выходит на тропу войны.
Мама снова шлепнула его салфеткой.
— Да, мам, конечно, прекрасно, но это все равно ничего не изменит. А мне, тем временем, придется общаться с этим болваном.
Мама взяла свою тарелку и положила в раковину.
— Фиона, я думаю, вся эта программа абсурдна. Но теперь вам придется работать в команде. Просто постарайся найти хотя бы одну вещь, которая тебе нравится в этом парне или которую ты уважаешь, или, в конце концов, просто можешь терпеть. Это все, что тебе нужно. Сосредоточься на том, что тебе в нем нравится, и ты удивишься тому, как долго можешь его вытерпеть.
— Именно благодаря этому вы с папой все еще вместе?
— Что я могу сказать? Он делает неплохой шоколадный коктейль.
— А она действительно умеет петь, — сказал папа.
— Я ужасно пою, — ответила мама.
— Правда? Отлично, в таком случае я предполагаю, что мы прошли через это. — Он пожал плечами. — Хммм... Интересно о ком я думал, что он умеет петь? Твоя мама отличная певица. Возможно, вам стоит спеть дуэтом. В конце концов, она позволяет мне ласкать себя.
Я встала с места.
— С меня хватит. И я даже не собираюсь просить меня извинить, потому что вы двое спятили и ведете себя развратно, так что ваш авторитет больше на меня не распространяется. Буду у себя в комнате.
Я положила тарелку в раковину и ушла под хихиканье родителей за спиной.
Наверху я растянулась на кровати, достала «дневник брака» и схватила ручку. Думаю, я могла бы описать события этого ужасного дня.
Среда, 4 сентября.
Я думала, сегодня будет первый день моего фантастического выпускного года.
Но все наоборот кошмарно. Теперь мне придется провести целый год прикованной к человеку (который должен остаться неназванным, но его имя — Тодд Хардинг), которого я презираю. Мне посоветовали найти в нем хотя бы одно положительное качество, которое мне нравится, и сконцентрироваться на нем. Пока что я могу отметить только то, что он дышит. Хотя и это сомнительно, потому что он слишком похож на зомби или какой-то другой вид живого мертвеца. Я бы лучше прожила всю жизнь старой девой, чем провела ее с Тоддом Хардингом. Я была бы совершенно счастлива прожить жизнь одной из сумасшедших кошатниц. У меня есть дядя (Томми), который представляет собой мужскую версию спятившей кошатницы, и он вполне счастлив. Вообще-то, если задуматься, то, может, и не так уж он счастлив.
Это было приблизительно три года назад, мы праздновали семьдесят пятый день рождения бабушки.
Мы ужинали в ресторане, и мне пришлось сидеть рядом с дядей Томми. Я пыталась поддержать вежливую беседу, но он привязался ко мне с рассказом о том, что одна из его кошек заболела. Какие-то проблемы с почками или типа того. Он спросил, есть ли у меня домашние животные. Я ответила, что нет, а он сказал:
— Это хорошо. Они такая душевная боль. Я купил Сарсапарилью и Ни-Хай на свое сорокалетие. Они напоминают мне о том, как я стар. И вот теперь Ни-Хай больна. Я не представляю, что Сарсапарилья будет делать без своей сестры.
Я сказала, что мне очень жаль такое слышать, и он ответил: