Нет я бы мог дать им просочиться, но тогда бы все было зря.
И поимка зараженных, и оцепление, и помощь Алексею…
С одной стороны, я твердо понимал, что если приму все эти образы в себя, то сойду с ума, с другой, пропустив их, Академия разом станет походить на сумасшедший дом.
И единственный выход, который мне подкинуло мое воспаленное воображение, стала… темница.
Не знаю почему я выбрал именно такой формат — наверное, виной тому мысленный образ ментальной башни, которая в моем подсознании ассоциировалась с защитой.
А может подсознание просто подсунуло мне образ подвала Самди.
Так или иначе, все воспоминания и образы, подкрепленные мощной ментальной волной, оказались в наспех созданной темнице.
Правда из-за этого, мою башню пришлось увеличить, но мне так стало даже спокойней — больше не меньше, вреда не будет.
И я уже почти праздновал победу — ещё бы, сумел обмануть предателя-менталиста! — как собранные мной воспоминания взбунтовались.
Внутри меня как будто бы появилась чужая личность, собранная из тысяч комплексов и ограничений. Ну а когда я ударил в неё Копьем Тьмы, она… впитала его в себя!
— Брось, Саш, — нечто, принявшее форму человека, вцепилось в обсидиановую решетку темницы. — Ты нуждаешься во мне.
— С чего бы? — я только что находился где-то снаружи, с гордостью любуясь своей башней, переливающейся перламутровым светом, как внезапно оказался внутри, прямо у темницы. — Ты — морок. Жалкие потуги менталиста заставить студиозов плясать под его дудку.
— Ошибаешься, — нечто покачало головой, а я с ужасом заметил, как оно начинает принимать форму… моей мамы. — Мы ближе, чем ты думаешь.
— Эмм….
— Сашенька, как же я скучала… — передо мной действительно стояла мама. В том же самом платье, в котором поехала в театр в тот злополучный день.
И сейчас, в отличие от Загробного мира, я мог её спасти!
Моя рука сама легла на засов, и я, завороженный плещущимся в маминых глазах туманом, его практически поднял, как внезапно почувствовал острый дискомфорт.
— Ну же, сыночка, — губы мамы дрогнули в слабом подобие улыбки. — Здесь так страшно…
— Что ты хочешь? — я с трудом пошевелил пересохшими губами, — … мама.
— Просто выпусти меня, — от такой знакомой улыбки так повеяло теплом, что я чуть было… не поверил.
— Неплохая попытка, — холодно произнес я, опуская засов и, убрав руки за спину, сделал шаг назад.
Белесый туман, затаившийся в глазах того, кто сейчас маскировался под мою маму, брызнул во все стороны, и, сплетясь в гигантский кулак, ударил в решётку.
— Ка-ак? — проревело белёсое нечто раз за разом разбиваясь об обсидиан. — Как?!
Будь на месте этой твари мама, чего, конечно же, не могло быть, она бы никогда не попросила что-то для себя.
Моя мама, впрочем, как и остальные мамы на земле, сказала бы что-то типа: Я хочу, чтобы ты был счастлив. Ну или первым делом спросила бы у меня: Как дела?
К тому же я хорошо помню, как поступила даже не она, а её пустая оболочка в Загробном мире. И я до сих пор чувствую тот толчок, вытолкнувший нас с Самди из мира мертвых.
— А меня? — стоило мне моргнуть, как белесый туман куда-то испарился, а в темнице оказалась изможденная Фрейя. — Тоже не выпустишь?
— Ты не настоящая, — не поверил я.
— Мы в шаге от Чертогов Разума, — Фрейя устало пожала плечами и поправила ярко-красную розу, выглядывающую из-за уха. — Тут возможно всё и даже больше.
— И даже больше… — эхом откликнулся я. — И что, я даже Денебери могу увидеть?
— А я почем знаю? — удивилась Фрейя. — И долго ты так будешь стоять?
— Действительно, — согласно кивнул я и, не оборачиваясь, пошёл наверх.
В спину мне полетели проклятья, а башню ощутимо тряхнуло — белёсый туман не терял попыток выбраться из западни.
Скорей всего следующий образ, который он бы принял, был Денебери, но я не желал становиться зрителем театра одного актера.
— Это оказалось легко, — пробормотал я себе под нос, поднимаясь по винтовой лестнице наверх. — Но сыграно, признаться, ловко.
Белесое нечто било наверняка — сначала приняло образ мамы, затем Фрейи.
К слову, я давненько её не видел…
С одной стороны, стоило вспомнить девушку, как сердце предательски застучало, с другой, каждое её появление означало чью-то смерть.
— И хочется, и колется, — проворчал я, выходя из своей башни.
Вокруг, сколько ни вглядывайся в белёсый горизонт, не было ни души. Один туман, да и только.
И посреди этой белесой мглы возвышается сотканная из Тьмы башня.
— Ну вот и все? — протянул я, внимательно всматриваясь в завихрения тумана. — Или не всё?