Ника вдруг поймала себя на мысли, что серьезно обдумывает идею кражи амулета. Нет, так дело не пойдет. Тряхнув головой, отогнала навязчивую идею заманить парня в подворотню, обездвижить и снять амулет с его шеи, предварительно нейтрализовав защитные чары – артефакты признавали одного владельца и так просто в другие руки не давались. Плохо, что он будет помнить обо всем, что с ним случилось и если она не хочет огрести кучу неприятностей, нужно придумать, как сделать так, чтобы парень сам захотел с ним расстаться. Блин, опять она о том же.
Взяв Барбоса за ошейник, Ника прибавил шаг. Сейчас куда важнее придумать с какой стати ей взбрело в голову напроситься в гости к матери Ярослава. Интуиция твердила, что надо, но как вразумительно объяснить это женщине, чтобы ее не сочли сумасшедшей, пока не знала.
Идя мимо витрин магазинов, залюбовалась на яркие, аппетитные посты, рекламирующие товар в продуктовых магазинах и у нее родилась идея купить чего-нибудь вкусного и заглянуть «на чай». Тем более, что бабушка Настасья выдала ей денег из ее же сбережений на починку двери и мелкие расходы.
В супермаркет Ника не пошла, с собакой не пустят, а поводок она забыла дома, так что идея с тортом отпала, как неосуществимая. Вместо него купила в уличной палатке ассорти из шоколадных конфет и к ним пачку зеленого чая.
Подходя к дому, где жила Мария Николаевна, замедлила шаг. У подъезда, где жила мама Ярослава, стояла шикарная иномарка с тонированными стеклами. Двое рослых парней, чью военную выправку не могли скрыть даже самые строгие костюмы, стояли, облокотившись о ее бок, и внимательно смотрели по сторонам. Ника заметила у них наушники и микрофоны для поддержания связи. Серьезная охрана, интересно, а где сам охраняемый?
Проходя мимо охранников, под их пристальными взглядами невольно выпрямила спину и столкнулась в беседке с выходящим из подъезда мужчиной. Высокий, поджарый, в дорогом костюме. Скупые плавные движения, словно ей навстречу идет не человек, а опасный хищник. Они синхронно обошли друг друга. Ника, что есть силы, вцепилась в ошейник зарычавшего Барбоса, спиной чувствуя, как мужчина оглянулся. Пристальный взгляд языком пламени прошелся между лопаток, а потом резко отпустило. Хлопнули дверцы иномарки, и она с тихим шелестом укатила.
Фухх, можно выдохнуть, набрав номер квартиры и нажав кнопку вызова, долго слушала гудки. Может, она пришла слишком рано и Мария Николаевна еще на работе? Хотя чутье говорило, что она дома. Попробовала еще раз набрать вызов, и только с третьей попытки услышала недовольный голос.
– Кто?
– Мария Николаевна, это Ника.
Под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия. Дверь открылась, и она оказалась в полутемном подъезде. Женщина ждала ее у открытой двери квартиры.
– Да вы совсем промокли. Проходи, сейчас принесу чем вытереться, – она посторонилась и быстро ушла в комнату за полотенцами. – Вот держите, хорошо разотрись сама и просуши собаку, а я пока халат тебе поглажу, да не смотри так, стиранный он, еще висит на сушке.
Мария Николаевна выдала ей стопку полотенец, вернулась обратно в комнату и загремела, доставая утюг и гладильную доску.
– Не думала, что придешь.
– А я думала, вы меня не пустите, – Ника старалась говорить весело, хотя нутром ощущала напряжение идущее от матери Ярослава, неужели ей так неприятно ее общество? – Может, я пойду? Вижу, вам не до меня.
– Да причем тут ты.
Закончив вытирать себя и собаку, сложила полотенца на тумбочке в прихожей, все равно они отправятся прямиком в стирку, и несмело вошла в комнату. Барбос сразу засеменил к балкону, с самым несчастным видом свесив уши, чем вызвал улыбку хозяйки.
– Я постелю ему одеяло в углу, не то простудится, лечи потом такую махину.
Барбос, от радости, что его не прогоняют, завилял хвостом и радостно гавкнул, а когда ему постелили под окном рваное ватное одеяло, свернулся калачиком и притворился спящим.
– Переодевайся, и вешай свою одежду на сушку, а я пока пойду, поставлю чай.
Ей на руки лег еще теплый байковый халат в веселенький цветочек, и Ника только сейчас поняла, что действительно замерзла.
– Спасибо.
– Есть будешь?
– Буду.
Переодевшись, развесила майку и джинсы сушиться, накинула халат и, захватив из коридора свои покупки, Ника прошла на кухню.
– К чаю, – пояснила она в ответ на удивленный взгляд Марии Николаевны, смущенно ставя пакет с конфетами на стол.
Женщина улыбнулась.
– Спасибо, а то я опять забыла купить сахар.
На плите дожаривалась картошка с луком и порезанными колечками сосисками, шумно закипал чайник. Мать Ярослава резала крупными кусками свежий, с хрустящей корочкой батон. На этот раз молчание было уютным, но все равно чувствовалось, что женщиной владеет беспокойство.
Скинув кроссовки, Ника села на стул в самом уголочке и поджала под себя озябшие ноги, закутав их в халат.
– Вам помочь?
– Да уже все готово, – женщина поставила на стол доску, тарелку с хлебом, заварила в кружках чай и, положив жменю конфет в блюдце, поставила их вместо сахара. Тут и картошечка дошла. Ее прямо в сковородке поставили на доску. – Тарелку дать?
Ника почувствовала, как от нахлынувших чувств сдавило горло. Они часто с бабушкой так ужинали – вдвоем, без тарелок, накалывая вилкой жареную картошку прямо из сковородки.
– А можно так? – она потянулась вилкой к сосиске и замерла, ожидая, разрешат – не разрешат.
Мария Николаевна улыбнулась еще шире.
– Конечно можно, меньше мыть посуды.
Но Ника чувствовала, что дело вовсе не в посуде, а в том, что женщине так же одиноко, и эта сковородка единственное напоминание о семье, которой больше нет. А еще, с их прошлой встречи у нее поселилась боль в груди, причем такая сильная, что заставляла фальшиво улыбаться и изображать веселость, только бы ее скрыть.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – положив вилку на стол, Ника несмело глянула на хозяйку дома.
Та сильно удивилась, услышав от мало знакомой девушки такой вопрос, а потом ее плечи поникли, руки сами потянулись к пачке сигарет. Нервно чиркнув зажигалкой, женщина закурила и медленно выпустила из легких дым.
– Видела типа с охраной?
Ника неуверенно кивнула, недоумевая, причем здесь тот мужчина, но следующие слова Марии Николаевны повергли ее в шок.
– Отец Ярослава объявился, – женщина с силой раздавила в пепельнице недокуренную сигарету и тут же снова закурила. – Двадцать пят лет от него ни слуху, ни духу, а теперь явился и требует отдать ему сына.
Ника молчала, переваривая услышанное. Попыталась вспомнить, как выглядел мужчина, наверняка они похожи с сыном, так как Ярослав ничего не взял от матери, но как ни силилась, не могла ничего вспомнить кроме приятной внешности. И это не какие-то отдельные черты, а общее впечатление, на уровне ощущений, словно он… словно ей отвели глаза. Не может быть!
– Разве можно Ярослава отдать? – не выдержав тягостного молчания, она рискнула первой его разрушить. – Он совершеннолетний, вряд ли ему требуется опека.
Женщина моргнула и опять затушила недокуренную сигарету. На кухне уже плавало сизое облако дыма, и Ника чувствовала, что начинает задыхаться. Увидев, как она кривится и сдерживает кашель, Мария Николаевна встрепенулась и открыла форточку.
– Сейчас проветрится. А на счет Яра, я растила его как мать одиночка, и в графе отец у него в свидетельстве о рождении стоит прочерк, и эта скотина предлагает мне кучу денег, чтобы я позволила ему официально его усыновить.
– Он хочет купить собственного сына? – Ника знала, что ей не идет отвисшая челюсть, но ради того, чтобы вызвать на бледном лице женщины тень улыбки, была готова выглядеть еще глупее.