Вскоре зашла заплаканная Надя, ничего не говоря, она легла на кровать, отвернулась от всех. Я знала, что ей сказали на узи, но не смогла найти слов поддержки, они застревали в горле. Чем можно помочь человеку, который потерял надежду? Наверно, в мире нет таких слов.
Через час Света пришла в более-менее нормальное состояние, не говорила, но уже хотя бы осознавала где находится и кивала головой на сказанное.
Я ждала вечера, не могла найти себе место: ложилась на кровать, через несколько минут выходила из палаты, слонялась из одного конца коридора в другой. Жизнь в больнице продолжала идти своим чередом. Так прошёл вечер. Медсестра оповестила об отбое. Я легла на кровать в ожидании встречи. Боевой настрой сошёл на нет, на его место пришла растерянность и понемногу возрастающая паника.
В наступившей тишине, послышались уверенные шаги. Я затаила дыхание, прислушиваясь к цоконью каблуков. Их размеренное постукивание медленно перемещалось от палаты к палате, исчезая на несколько минут и вновь возвращаясь, неотвратимо приближаясь к нам.
Моё воображение рисовало волосатого демона похожего на козла, с длинными изогнутыми рогами и копытами, как видела в фильмах. Сердце замирало каждый раз, когда цоконье возобновлялось. Звук каблуков остановился возле нашей палаты, раздался тихий стук. Я лежала, закрыв глаза. Дверь открылась.
— Девушки, здравствуйте! Меня зовут Евгений Павлович, я главный врач. Простите за такой поздний обход, но времени совсем нет.
Я открыла глаза, вздохнула с облегчением.
— Добрый вечер! — поздоровались мы наперебой.
Палата наполнилась древесно-пряным запахом дорогих духов. Молодой, красивый врач производил впечатление успешного человека.
Евгений Павлович подошёл к Свете, присел на краешек кровати, вежливо спрашивая её о самочувствии. Кровать Нади стояла рядом и, окончив осмотр, главврач процокал к её кровати.
Так же присел на краешек, немного наклонился вперёд и, белозубо улыбаясь, спросил:
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
Он потянулся к её животу, из под рукава медицинского халата выглянули массивные часы с золотым браслетом.
Внезапно, раздался тихий скрежещущий голосок:
— Сядь ближе.
Я подняла глаза — из-за головы главврача выглядывала бесформенная масса склизкого существа, с маленькими рожками на голове.
Евгений Павлович подсел ближе и снова наклонился, ощупывая живот Нади. Существо вытянуло бородавчатую шею, приоткрыла рот полный маленьких иглоподобных зубов и втянуло воздух в себя, от Нади отсоединился крошечный шарик света и исчез в зубастой пасти существа.
"Неужели кроме меня этого никто не видит?"
Аморфный монстр радостно поёрзал на шее. Врач повернул голову в мою сторону, и я увидела на его шее завернутый в кольцо голый хвост, под тонкой кожей которого просвечивали красные прожилки.
Оцепенение спало только, когда он вышел. Я сорвалась с места, и, не давая войти в другую палату, крикнула:
— Стой!
Врач обернулся.
— Зачем вы это делаете?
— Что именно?
— Носите это существо на шее и кормите душами.
Из-за головы Евгения Павловича вновь появилась голова мерзкого существа.
— Девчонка видит нас, — прошипел монстр.
— Зачем? Скажите! Почему не избавитесь от него?
Молодой человек молчал, за него ответил скользкий демон.
— Он слишком любит славу, дорогие шмотки, машины, женщин, — проскрежетал монстр. — А взамен лишь просим маленькую услугу: эти прекрасные, сладкие, маленькие души. Все честно. Не так ли?
Врач кивнул.
— Но…
— Отстань от нас, — монстр вздыбился, расширился словно капюшон у кобры. — А иначе присоединишься к ней, он мотнул головой в сторону входа, там одиноко стоял призрак маленькой Юли.
Я отступила.
— Правильно. И не лезь сюда больше.
Евгений Павлович повернулся подобно марионетке и направился в следующую палату.
Глава 2. Ведьмами не рождаются
Болото навевало тоску. Тонкие чахлые деревца словно палки торчали из зелёной жижи. Но самое странное именно сейчас я чувствовала себя хорошо. Запах леса дурманил голову после города, а звуки чавканья от вытаскивания сапог из грязи вызывали детское озорство.
За ягодами я напросилась специально, скорее для того, чтобы насладиться природой.
— Аника! Не отставай, а то затянет тебя кикимора и не увидимся боле, — крикнула баба Тоня.
Я поспешила за ней, после недавних событий и того что видела, теперь я верила во все рассказы и истории про нечисть.
— Что-то маловато у тебя ягод, — заметила она, заглянув мне в ведёрко. — Небось устала уже?
— Да нет, что вы. Наоборот, энергией заряжаюсь от леса. Хорошо здесь, воздух такой чистый.
— Дыши, дыши, пока дышится. Хоть ожила, а то совсем серая приехала.
Баба Тоня, знакомая нашей семьи, жила в глухой деревне и ни при каких условиях не желала отсюда уезжать. Иногда, раз в несколько лет, и я с папой и мамой приезжали к ней. Я обожала её смородиновый чай из свежих листьев, земляничное душистое варенье, тонкие ажурные блинчики.
В этот раз я поехала одна. После того как меня выписали из больницы отец не отходил от меня ни на шаг. Может догадывался, а может просто беспокоился, но он больше ни разу не попросил довериться ему. Я этому была очень рада. О том, что мне рассказала мама я решила ему не говорить. Всё равно он был для меня самым родным и неважно, что не от него мама забеременела, вырастил то меня он, а не кто-то другой.
Из школы, куда я устроилась недавно, пришлось уволиться. А желтые глаза стали сниться каждую ночь, я чувствовала, что от меня чего-то ждут, но не понимала чего именно. В тех снах я постоянно от кого-то убегала, а мой желтоглазый незнакомец защищал меня. Нас что-то связывало, я чувствовала не только энергию, но и безумное желание. Каждый раз, когда он оказывался рядом живот сворачивало в тугой ком, он словно горел, изнывая от желания. Мне казалось что схожу с ума. А днем меня сжирала хандра, грусть от случившегося и невозможность с кем-то об этом поговорить. Вот тогда-то папа и предложил съездить к бабушке Тоне. И как всегда он оказался прав — хандра и желание исчезли, как только я зашла к ней в дом. Даже сны перестали сниться. Для меня это было спасением и я всерьез задумалась о том, чтобы остаться в деревне
Местность вокруг стала твёрже и холмистее, деревья попадались всё чаще, а идти становилось легче. Мы почти вышли из болота. Я вскочила на очередной бугорок и, неловко повернувшись, оступилась в ямку. Острая боль пронзила щиколотку, мне показалось что в ноге что-то хрустнуло. Я повалилась на траву, не успев даже подставить руки.
— Батюшки! Аника! Вот до чего баловство доводит, — баба Тоня горестно взмахнула руками, и бросилась на помощь. Она помогла мне встать, но нога горела огнём и я боялась на неё наступить. Присев на бугорок, я с трудом стянула резиновый сапог, лодыжка опухла и посинела.
— И как мы теперь до дому-то дойдём, — баба Тоня расстроено вздохнула и села рядом.
— Да я сейчас палку какую-нибудь найду и доковыляю, — я пыталась не расстраиваться.
— Палку какую-нибудь, — передразнила меня бабушка. — Эх ты, кулёма.
Она похлопала себе по колену, чтобы я положила туда ногу.
— Я сейчас боль заговорю, сначала будет очень больно, придётся потерпеть, потом легче станет. Поняла?
Я кивнула.
Она наклонилась к ноге и что-то быстро зашептала, я прислушалась, но ничего не разобрала. Какой-то непонятный язык. Нога начала болеть ещё сильнее, казалось вся кровь прилила к больному месту и адски пульсировала. От боли даже слёзы выступили на глазах, я прикусила кулак, чтобы не закричать.
— Терпи, терпи, моя хорошая, — сказала баба Тоня, когда закончила шептать. Она обняла меня за плечи и баюкала в своих руках как ребёнка.