— Мой отец?!
— Да. Твой. Он не всегда читал проповеди. Было время, когда мы с ним изгоняли бесов и боролись с нечистыми.
Я смотрела на неё во все глаза, мысленно представляя её и отца персонажами фильма. Он в кожаной куртке и тёмных очках, она под стать ему, борются с демонами. Сюжет голливудского блокбастера, но баба Тоня тут же развеяла мои фантазии.
— Он ведь раньше ходить не мог.
— Кто? — я непонимающе смотрела на неё.
— Да отец твой.
— Я никогда про это не слышала.
— Приедешь — спроси. Он много интересного рассказать может.
— Что ни день, то новое открытие, — прокомментировала я свою жизнь.
На следующий день мы попрощались. Я обещала приехать к ней через месяц.
На автовокзале меня уже встречал отец. Мы обнялись. Теперь я смотрела на него другими глазами. В волосах добавились седые пряди, всегда грустные глаза наполнялись искорками счастья, когда рядом была мама. Этот скромный невысокий мужчина скрывал от своей семьи целый мистический мир, и мне ужасно хотелось чтобы он поделился со мной хотя бы частью историй.
— Папа, а почему ты никогда не рассказывал, что не мог ходить.
Мы уже ехали в машине, когда я неожиданно спросила его об этом.
— И кто же тебе поведал сию историю? — он удивлённо бросил взгляд в мою сторону.
— А ты как думаешь?
— Баба Тоня?
— Ага.
— Что ещё интересного она рассказала? — отец говорил как ни в чём не бывало, глядя на дорогу, но я заметила как побелели его пальцы, крепко сжимающие руль.
— Много чего. Так ты расскажешь?
— Конечно, расскажу. Только давай поговорим об этом дома. Если рассказывать про всё, то займёт много времени, а мы уже почти приехали.
Я кивнула. Из магнитолы рычали басы христианской группы. Меня всегда поражал отец своей непохожестью на других. В выборе музыкальных композиций придерживался своих же принципов: вместо того чтобы выбрать что-то классическое, он слушал рок. Священник бунтарь — и я уважала его именно за это — он не придерживался чьих-то взглядов, не боялся пересудов. Если хотел слушать Цоя или Кипелова, то слушал, не боясь осуждения, мог поиграть в стрелялку на приставке, мог поговорить с бомжом, если считал нужным. Он всегда говорил: "Главное, что у тебя внутри".
— О! Вы сделали ремонт? — воскликнула я как только вошли в квартиру.
В глаза бросилась идеальная чистота и белизна обоев. Даже запах свежего клея ещё не успел выветриться.
— Решили обновить немного квартиру.
Папа нетерпеливо переводил взгляд с обоев на меня.
— Тебе нравится? — не выдержал он.
— Конечно! Здорово получилось!
Из кухни вышла мама и неожиданно обняла меня. Я даже не могла вспомнить, когда это было последний раз.
— Ты, наверно, устала с дороги? Проголодалась?
Она пригласила нас за стол. Только к вечеру мы смогли остаться с отцом наедине, мама ушла в магазин, а я сидела в гостиной и с нетерпением ждала отцовских откровений о прошлой жизни.
Папа сильно нервничал, это было видно по его пульсирующей жилке на виске.
— Давай поговорим пока мамы нет, — предложила я.
— Так, что ты хотела узнать?
Папа сел за круглый стол, стоящий рядом с окном, его взгляд устремился вдаль, словно он пытался заглянуть в прошлое через окно.
— С самого начала. Почему ты не ходил?
Он начал свой рассказ.
— Когда я родился случилась страшная вспышка полиомиелита, эта зараза не обошла стороной и нашу семью. Мне не было ещё и года, когда я заболел и меня парализовало. Это сейчас ставят вакцины от полиомиелита и болезнь почти не встречается, а в шестидесятом году её только начали применять, к моему рождению привиты были половина детей. Бабушка, в тайне от матери, выкрала меня и увезла к знахарке-шаманке на Алтай. Она никогда не рассказывала, что там произошло, но через месяц мы вернулись, а я сам держал в руках ложку, сам ел, правда ходить так и не мог. Но для мамы это было чудо, ведь она думала, что ничего не поможет.
Это событие вселило надежду и она загорелась идеей вылечить меня полностью. Постоянно возила меня в санатории, на массаж, сама научилась его делать. Если узнавала о целителе или знахаре старалась найти людей побывавших у него, узнать подробности. Если отзывались хорошо, она вела меня на приём. Но все как один говорили: "Радуйтесь, что он жив остался, но ходить он не сможет". Я то свыкся с этой мыслью, но мама вновь начинала искать другого целителя.
Так она однажды наткнулась на тётю Валю.
"Это случайно не та, которая меня лечила в детстве?" — пронеслась мысль в голове, но я не стала перебивать отца.
На вид ей было не больше сорока: приятная, добрая женщина. К ней шли все. Сначала только из посёлка, потом со всего района. Помню, мама рассказывала, что она никогда не требовала оплату, каждый нёс столько сколько считал нужным. И если первые посетители несли скромные подарки, то те кому она помогла в благодарность дарили всё что угодно. Кажется, ей даже машину кто-то подарил, а в то время это был очень дорогой подарок.
На первом встрече она сказала то же самое, что и остальные, но мама крикнула со злостью: "Так и скажите, что вы шарлатанка. Кто-то же смог вылечить его! Раньше он был полностью парализован, а теперь его руки сильнее, чем у многих его сверстников. Осталось только ноги заставить ходить!".
— Значит, вы хотите, чтобы он ходил любой ценой? — тихо ответила тётя Валя.
Мне тогда так жутко стало, голос будто не её был, а на лице улыбка добрая, а глаза злые, даже кажется цвет изменился.
Мама не видела ничего, она схватилась за эти слова, как за соломинку, и согласилась.
Через две недели мы с мамой вновь поехали к тёте Вале, в этот раз вечером.
Я ещё радовался, что мы с ночёвкой едем. Но дальше… Дальше будто провал. А на следующий день я первый раз почувствовал пальцы.
Папа повернулся ко мне и, судя по моему ошарашенному лицу, понял какой эффект произвёл его рассказ.
— Ну я не сразу начал ходить, не по щелчку, — попытался он меня успокоить, будто чувствовал себя виноватым за то, чудо, которое произошло с ним. — Я ещё долго восстанавливался. Около года возвращалась чувствительность. Потом учился заново ходить, по чуть-чуть, сначала ползком, потом на коленях. К двадцати годам я ходил, но с костылями. Когда познакомились с твоей мамой, мне было сорок один, я ещё прихрамывал, но ходил уже без костылей.
Он подошёл к дивану где я сидела и присел рядом.
— Ну? Удовлетворил я твоё любопытство?
— Папа, но ведь это всё равно чудо! — ко мне вернулся дар речи.
— Ну думаю да, — он смущённо улыбнулся.
— Интересно, что сделала эта целительница, чтобы поднять тебя на ноги?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Могу только догадываться.
— И?
— Доча, тебе, наверно, рано такое слушать, да и это просто догадки.
— Нет-нет-нет! Папа, так нельзя делать: сказать "А" и не сказать "Б", — я чувствовала, что мы подобрались к самому главному и не готова была отступать. — Если ты боишься шокировать меня чем-то, то зря. Я всё знаю. И про бабу Валю, и про то, как мама меня к ней водила. Ну расскажи!
Я сложила руки с мольбой и состроила свою самую жалостливую мордашку, при которой он никогда не отказывал.
Промелькнувшее на его лице удивление сменилось милой улыбкой любящего отца.
— Аника, ты моя хитрая лиса, — он рассмеялся и обнял меня. — Ты же знаешь я не могу устоять, когда ты просишь. А с бабой Тоней я поговорю.
Он потряс указательным пальцем в пустоту.
— Действительно, раз ты уже много знаешь, пришло время рассказать тебе всё до конца. Надеюсь и ты будешь со мной так же честна, как и я.
Я снова кивнула и прижалась к его тёплой и родной груди. Он пах свежестью, ментолом, и я любила этот аромат — запах заботливого отца.
— Я думаю мама заключила договор: её жизнь в обмен на моё здоровье, — его голос погрустнел. — В тот день, когда я отбросил костыли вместе со страхами и сомнениями, именно в этот день она умерла. Ей было всего шестьдесят, она не болела, не жаловалась на сердце — не было причин такой внезапной смерти. Но увидев меня, как я сам иду, она упала в обморок. Я думал от радости, но она больше не пришла в сознание. Умерла в больнице через несколько дней.