– Может, позволите нам сперва пообедать, – угрюмо проворчал Холмс, хотя время было еще вовсе не обеденное.
– Хорошо, пообедайте. Но через два часа чтоб духу вашего здесь не было, не то окажетесь в камере. Два часа.
Он скрылся за горкой, а я села и с облегчением захихикала.
– Трюфели! Во имя всего святого ответьте, разве в Уэльсе есть трюфели?
– Полагаю, что да. Посмотри, что бы нам поесть, пока я покопаюсь в картах.
Топографические карты Холмса были довольно крупного масштаба. Он отодвинул стол и, достав из небольшого шкафчика несколько карт, расстелил их на полу. Я вручила ему бутерброд и бутылку пива.
– Вот наш маршрут, – указал он. – Покинутый лагерь вот здесь, а след уводит нас вот сюда вдоль этой контурной линии. – Кончик коричневого пальца скользнул вдоль линии холма, затем перенесся на другую карту и остановился на развилке дороги. – А отсюда куда? Она должна быть спрятана до рассвета. В доме или в автомобиле, фургоне, повозке...
– Но не... под землей?
– Думаю, что нет. Если бы они хотели ее убить, то, несомненно, сделали бы это, когда она пыталась убежать. Зачем им дальше рисковать. А я не видел никаких следов крови в том месте.
– Холмс! – воскликнула я в отчаянии.
– В чем дело, Рассел?
– Ни в чем. Вы просто говорили это так... бессердечно.
– А что ты думаешь о хирурге, который содрогается при мысли о боли, которую должен причинить пациенту? Я полагал, ты давно уже поняла это, Рассел. Позволяя эмоциям вмешиваться в расследование, мы лишь мешаем руке хирурга. А теперь, зная то, что ребенок был похищен не раньше полуночи, что к пяти часам уже светло, что у похитителей не было автомобиля, – мы сильно сужаем круг наших поисков, – сказал он и очертил на карте полукруг с центром в развилке дороги, где след пропадал. – В этом районе нас должен интересовать достаточно большой населенный пункт, где есть телефон и где тот факт, что кто-то выписывает лондонскую «Таймс», не сильно бросается в глаза.
– Понятно, – кивнула я.
Он достал еще несколько карт большего масштаба и соединил их вместе, после чего мы оба склонились над линиями дорог, тропинок, речушек и домов. Я задумчиво стряхнула с карты пыль и произнесла:
– В этом направлении есть только четыре маленькие деревни. Пять, если считать самую отдаленную, но чтобы доехать до нее засветло, им пришлось бы передвигаться очень быстро. Все деревни расположены достаточно близко от дороги и, вполне вероятно, имеют телефонную связь. Вот эти две вроде шире разбросаны, чем другие, здесь вероятность найти несколько частных особняков намного больше. Но вряд ли нам удастся осмотреть их за один день.
– Конечно, нет.
– Но у нас считанные дни до истечения срока выкупа.
– Знаю, – бросил Холмс с раздражением, – запрягай лошадь.
Когда констебль вернулся, нас уже не было, но до деревни мы добрались только затемно. Холмс пошел в трактирчик, который располагался в подвале какого-то дома, в то время как я распрягала и чистила лошадь, пытаясь одновременно сконцентрироваться на разговоре с детьми, которые появились сразу же, как только мы приехали. Я заметила, что в разговоре с незнакомцем среди детей всегда находится один ребенок, который определенно является лидером по отношению к остальным. На этот раз роль лидера досталась очень грязной девчонке лет десяти. Остальные лишь вставляли отдельные реплики и замечания. Я не обращала на них внимания, пытаясь выяснить для себя главное.
– А вы цыганка?
– А как ты думаешь? – спросила я.
– Мой папа говорит, что да.
– Твой папа ошибается. – Гнетущая тишина воцарилась в ответ на это заявление. Но минуту спустя девочка продолжала:
– Если вы не цыганка, тогда кто же?
– Ну, мы называем себя «рома».
– Рома? Но ведь это глупо! Они ходили с копьями и давно умерли.
– Это римляне[2]. А мы – рома. Хотите угостить лошадку? – Маленький мальчик протянул руку за овсом. – А в вашей деревушке можно где-нибудь поужинать?
Детвора посовещалась и вынесла свое решение:
– Мэдди, беги домой и спроси у своей мамы. Давай побыстрее.
Крохотная девчонка, разрываясь между желанием остаться и гордостью порученным ей заданием, не спеша прошла вниз по дороге и исчезла в трактирчике.
– А что, у вас нет сковородки? – спросило меня существо крохотного роста и неопределенного пола.
– Я не люблю готовить, – сказала я с важностью. Вновь воцарилась тишина, еще более тяжелая, чем в первый раз, и я поняла, что сказала лишнее. – А телефон у вас есть? – спросила я у малыша.
– Телефон?
– Ну да, телефон, знаешь, такая штука, которую берешь в руку и говоришь в нее, а другой человек за много миль от тебя все слышит? Уже слишком темно, и я не вижу здесь проводов.
По изумленным лицам я поняла, что это была не та деревня. Один ребенок встрепенулся.
– Мой папа звонил один раз, когда Гран умер и нужно было сообщить об этом брату в Кэрфилли.
– А куда он ходил звонить?
Он выразительно пожал плечами.
– А зачем вам телефон?
– Чтобы позвонить своему биржевому маклеру. – И прежде чем они успели меня спросить, что это такое, я продолжила: – А у вас здесь много бывает незнакомцев?
– О да, много. Вот совсем недавно проезжала машина с англичанами, и она останавливалась здесь. Они выпили у мамы Мэдди и поехали дальше.
– Просто проезжающие не в счет, – заметила я, – я имею в виду тех, кто приезжает, ест, Пьет, живет здесь. Здесь немного бывает таких, правда?
Судя по их лицам, они едва ли могли предложить мне хоть мало-мальски подходящую группу незнакомцев. Я вздохнула. Может быть, завтра. А пока...
– Ладно, мы пока здесь, но задержимся ненадолго. Хотите сгоняйте домой и скажите остальным, что будет представление. Целый час. А если моему папаше слишком понравится местное пиво, – добавила я, – еще и погадаю. Ну, живо.
Ужин был хорошим и вкусным, а выручка от представления очень скромной. Наутро, еще до рассвета, мы двинулись дальше.
В следующей деревне были телефонные провода, но она состояла всего лишь из нескольких разбросанных строений. Ни мой малолетний информатор, ни завсегдатаи трактирчика не могли припомнить, чтобы здесь недавно были незнакомцы. Мы двинулись дальше после полудня, не останавливаясь на представление.
Очередной населенный пункт вселил в нас надежду. Телефонная линия, много домов и даже кое-какие сведения в ответ на мой вопрос о незнакомцах. Сердце мое затрепетало. Однако спустя некоторое время выяснилось, что к незнакомцам там отнесли двух английских леди, которые переехали сюда жить еще шесть лет назад.
Чтобы добраться до других деревень, нам пришлось вернуться немного назад по дороге, и ближе к закату я почувствовала, что смертельно устала от твердого деревянного сиденья и постоянной тряски. Мы зажгли фонарь и, спустившись на землю, пошли пешком, ведя лошадь под уздцы. Я тихо сказала Холмсу:
– А могли похитители быть местными? Я знаю, скорее всего, это приезжие, ну а вдруг?
– Местные крестьяне похитили дочь американского сенатора, использовав сонный газ, после чего написали письмо с требованием о выкупе в «Таймс», – насмешливо произнес он. – Пораскинь мозгами, данными тебе Богом, Мэри. Местные почти наверняка были вовлечены во все это, но не они одни.
Мы вошли в четвертую деревню, где впервые нас не встретила ватага ребятишек.
– Полагаю, уже слишком поздно для малышей, – пробормотал Холмс и с отвращением взглянул на маленький трактир. – Возьму красного вина поприличней, – вздохнул он и отправился выполнять свою постылую обязанность.
Я остановила лошадь, нашла и разогрела банку бобов над маленькой горелкой в фургоне. Холмс отсутствовал очень долго, и я уже начала подумывать о том, чтобы ложиться спать, когда послышался его громкий голос:
– ...Моя скрипка, где моя скрипка? Сейчас я сыграю вам танцевальную мелодию, самую веселую, какую вы когда-нибудь слышали.