Теперь уже я смотрела на куратора, хлопая глазами, пытаясь сообразить, куда он клонит.
Я скрестила руки на груди и возмущенно произнесла:
— Специально для чего? Меня сюда отец отправил! Я думала, что поеду в Академию Драконов Востока. Но он нашел моим талантам лучшее применение…
С этими словами я многозначительно провела рукой по белым волосам. И едва не взвыла от досады. Кто ж знал, что в этой Академии я так вляпаюсь?
Вестейн вздохнул и признался:
— Я был уверен, что ты решила найти своих родственников.
Пришлось напомнить куратору:
— Моя мать умерла…
— Допустим, — оборвал меня он. — Но неужели тебе не хотелось бы узнать, кем она была? У тебя сильная магия стражей…
— И она могла перейти через поколение, так Бакке сказал, — возразила я. — Так что, скорее всего… Кто-то из вашей аристократии согрешил с моей бабкой.
— Возможно, все не так, как ты думаешь.
В сарае воцарилось молчание. Вестейн смотрел на меня так многозначительно, что я растерялась. С тем, что моя мать умерла, я смирилась давно. Герцогиня Карина все эти годы твердила о моем низком происхождении. Конечно, в детстве я мечтала, что однажды порог перешагнет кто-то из любящих родственников. Но эти мечты в детстве и остались. Отец никогда не мешал своей жене вбивать мне в голову мысль о том, что я дочь — падшей женщины или нищенки. Да и разве он решил бы отправить меня сюда, если бы предполагал, что я встречусь с родственниками?
Наконец, я медленно выдохнула и проговорила:
— У тебя есть какие-то догадки?
Он заколебался, но потом ответил, взвешивая каждое слово:
— У меня есть вполне конкретные догадки.
Не знаю, как в этот момент выглядело мое лицо, но куратор шагнул вперед, невзирая на рычание байланга, и спокойно добавил:
— Вижу, что ты и правда о такой вероятности не думала. Что ж, дам тебе время осмыслить это. Не хочу быть голословным, так что… Перед соревнованиями в Лабиринте нас ждет бал. Картина, о которой я говорю, находится в Большой галерее дворца Правителей Севера. Там собраны портреты всех выдающихся представителей аристократических родов. Я покажу тебе этот портрет. И ты сама решишь, можете вы быть родственниками, или нет.
На миг мне захотелось вытрясти из него все предположения и догадки разом. Но я тут же поняла, что куратор прав. Какое бы имя он сейчас ни назвал — не поверю. Все это звучит слишком нереально. Мне нужно время, чтобы принять мысль о том, что у меня могут быть живые родственники. Да и нужна ли я им?
Немного подумав, я кивнула. И только после этого спохватилась:
— Это тот самый бал, на который берут только лучших учеников? А разве я туда еду? Отец же запретил мне покидать Академию!
Последняя мысль вот только пришла мне в голову, и разочарование стало особенно острым. А еще в мою душу закрались подозрения. Что, если это условие отец поставил не для того, чтобы наказать меня? А для того чтобы я ни в коем случае не встретилась с вероятными родственниками… Ведь они-то могут сразу признать во мне свою кровь.
Вестейн вырвал меня из размышлений:
— Я возьму тебя на этот бал. Твой куратор я, и по правилом Академии решение принимаю тоже я. Ты поедешь на бал в числе пяти избранных адептов из моей группы.
Поколебавшись, я осторожно намекнула:
— Ты не пустил меня на бал к Гольдбергам, хотя отец подал официальное прошение. А на бал во дворец Правящей герцогини Севера возьмешь. Не боишься, что он оторвет тебе голову?
— Поводом больше, поводом меньше… — философски ответил куратор.
И я тут же вспомнила про поцелуй. Если отец о нем узнает, отрывать он будет две головы. Моя полетит первой. Я вздохнула:
— Хорошо. Я пойду туда. Но… что если ты прав?
— А вот что будет тогда, мне и самому интересно, — загадочно ответил Вестейн и шагнул ко мне.
Он протянул руку к моему плечу. Но рядом с его рукавом щелкнули острейшие зубы.
Куратор отшатнулся и выразительно посмотрел на собаку. Стужа больше не рычала, но во взгляде ее был упрек. Я почесала белое ухо, а Вестейн сказал:
— Прикажи ей вести себя прилично и отправляйся спать. Свейт разрывается и не знает, кто из вас больше нуждается в его присмотре. До завтра, Анна.
С этими словами он вышел из сарая и закрыл за собой дверь.
— До завтра… — прошептала я.
А затем с тяжелым вздохом сказала своей питомице:
— Сегодня ты работаешь моим благоразумием, да? Точнее, нашим… Кажется, ему тоже не хватает.