Поднялся, оправил брюки, застегнул рубашку. Нашёл дрова, лучины и огниво. Через несколько минут огонь разгорелся.
В коридоре раздался шум: падающего подноса, звон бьющейся посуды, вскрик, убегающие шаги и вопль.
— Илиан, ну это уже не смешно. Одна и та же шутка, — Тигран распахнул створку двери.
— Манон… — испуганно и растерянно выдохнул он, увидев сидящую у дверей женщину.
— Ты такой красивый… не замечала раньше… — проговорила она, начиная заваливаться набок.
— Не с того ракурса смотрела, — подхватил её на руки, почувствовал, как горячая кровь струится по пальцам, капая на пол тяжёлыми чёрными каплями.
— Не с того… — согласилась она, обхватив руками его шею.
— Где тут у тебя лекарь обитает, — он старался держать себя в руках.
— В другой половине дома на первом этаже.
Тигран торопливо вышел из комнаты в тёмный коридор, ускоряя шаг.
— Осторожно, не споткнись о… Денизу… — предупредила Манон, положив голову на его плёчо.
Тигран скрипнул зубами, перешагивая через тело.
— Это она?
— Она… любовница Альфонса… была в потайной комнате и видела меня… — Манон вздохнула, — успела шепнуть мне на ухо, вонзая кинжал в спину… сказала, что любила его…
— Манон, помолчи, не разговаривай. Побереги силы.
В этот момент он начал спускаться с лестницы.
— Ты такой — Тиран… — прошептала.
— Узнаешь, какой я тиран, когда женюсь на тебе.
— А вот угрожать не надо… поцелуй… меня…
Тигран замер на последней ступени. Посмотрел в широко раскрытые глаза — цвета ночи.
— Монохромное моё Чудовище, — простонал в губы, ловя последний вздох. Рука её соскользнула с его шеи, безжизненно повиснув.
Мужчина сидел в кресле, ставшим таким родным за пять месяцев, положив на колено перевёрнутую страницами вниз книгу Ли Харпер «Убить пересмешника». Он читал вслух для неё. Говорят, люди, находящиеся в коме, всё слышат и всё понимают. Он хотел в это верить — и верил.
Такая бледная и худая, эти капельницы, аппараты, мониторы.
— Пап, мы ещё долго будем здесь? — в палату заглянул мальчишка десяти лет, такой же белобрысый, как отец с серыми глазами. — Я тут с Егором поиграть хочу.
— Минут пятнадцать, тебе хватит?
— Ага, — парнишка исчез.
Мужчина закрыл книгу и поднялся. Покрутил, разминая, немного затёкшую шею. Положил книгу на кресло и подошёл к окну.
Он уже изучил каждую чёрточку. Но не переставал любоваться. Странно, совершенно чужой человек, при жизни они даже никогда не виделись. А вот ходит к ней почти каждый вечер, в ожидании, а вдруг сегодня она откроет глаза. Интересно, какие они. Её мать говорит, тёмно-карие.
Он испытывал чувство вины перед её матерью. Ведь её дочь в коме из-за его сына. Спасая мальчика, получила сильнейшее сотрясение мозга, едва не утонула, вытащили в последний момент. Доставили в больницу без сознания, позже воспаление легких, перешедшее в пневмонию. Едва вернули с того света. Вылечили.
«Легкая кома — сознание отсутствует, защитные реакции, корнеальные и сухожильные рефлексы. Реакция зрачков на свет сохранены, жизненно важные функции (дыхание и кровообращение) не нарушены. Есть хорошие шансы.» — сказал доктор. — «Ждите».
Потекли тягучие дни в ожидании чуда.
Он взял на себя оплату её лечения и перевода в отдельную палату, где её могли навещать ближайшие родственники.
Аппарат искусственной вентиляции лёгких давно уже убрали. Как они были счастливы, когда она начала дышать сама.
Мужчина стоял у окна, смотрел на вечерний город за стеклом, не видя.
Он был безмерно благодарен девушке, что спасла его Сашку. Десять лет назад его жена умерла во время родов, не смогли остановить кровотечение, плохая свёртываемость крови.
Их предупреждали о возможных рисках, но Лена очень хотела ребёнка, решили рискнуть…
Десять лет они жили вдвоём с сыном. Саша был для него всем. Он не женился. Были короткие романы на стороне, но в дом он никого не приводил.
И вот вторая женщина подарила его Сашке шанс на жизнь.
Отошёл от окна, присел на край больничной койки, расправил на подушке потускневшие черные пряди.
Костяшками пальцев дотронулся до подбородка, провёл вверх вдоль скулы. Вздохнул, кожа стала совсем шершавая. Нужно купить крем для лица. И губы совсем… совсем сухие, бальзам нужно. Почему мать её об этом не подумала… Сидит, плачет. Завтра же купить всё и попросить Надежду Григорьевну поухаживать за дочерью. Или лучше самому. Повод — лишний раз прикоснуться.
Оглянувшись по сторонам, словно вор, мужчина, склонился и легко поцеловал девушку в губы. Горячие, сухие, такие родные и незнакомые.
— Тигран… — прошептала она и открыла глаза.
Он ошарашено смотрел в глаза цвета спелой смородины, тёмно-тёмно карие, почти чёрные, с небольшими вкраплениями зелени по краю зрачка.
Рука его потянулась к кнопке вызова. Через минуту палату заполнил медперсонал, выпроводив его в коридор. Попросили идти домой и прийти завтра. Позвонил Надежде Григорьевне, обрадовал, заплакала от счастья. Забрал Сашку и поехал домой.
Марина Берестова
Проваляться в коме пять месяцев… офигеть! Из института, наверное, отчислили… жалко, последний курс был.
Мама уже была с утра, плакала, гладила по руке и плакала. Про собаку у неё забыла спросить. Дарк, наверное, вымахал совсем дурак, с ним же заниматься нужно. Как мама с ним справляется…
В дверь постучали, и тут же вошли: сначала букет ромашек, за ним высокий блондин и мальчик, копия блондина.
— Привет! — проорал ребёнок, по-хозяйски взгромоздясь на койку, едва не сбив капельницу.
— Саш, аккуратнее, — произнёс знакомый голос, прошёл к тумбочке, взял с неё простенькую стеклянную вазочку, сходил к раковине в углу, наполнил водой. Сунул в неё ромашки и поставил на тумбочку.
Марина боялась заработать косоглазие, пытаясь одновременно наблюдать за мужчиной и пацаном, так по-свойски распоряжавшимися в её палате.
— Как там? Что видела? Там правда — по туннелю летишь на свет? — допрашивал белобрысый чертёнок, вынимая из кармана конфету и протягивая ей. — Угощайся.
Марина машинально взяла.
— А вы кто? — задала сакраментальный вопрос.
— Я — Саша. А это, — мальчик повернулся в сторону мужчины, сказал гордо: — Мой папа.
— Александр, сходи к Егору, поиграй. Нам с Мариной поговорить нужно.
— Хорошо, — недовольный мальчишка соскочил с кровати. — Но потом ты мне про тоннель расскажешь, — это он уже девушке. Она кивнула.
Парнишка сунул руки в карманы джинсов и вышел в коридор.
— Славный… мальчик… где-то я его видела.
— Ты его спасла. Не помнишь? — мужчина присел на место сына.
— А-а-а, — Марина улыбнулась, — забавный парень. — А как вас зовут? Голос у вас очень знакомый и внешность тоже… мы с Вами не встречались?
— Нет, не встречались… но я приходил к тебе почти каждый день и читал. Врачи говорят, человек в коме всё слышит и понимает… ты слышала меня?
— М-м-м-м… даже не знаю, что сказать… не помню… но голос очень знаком… так что, наверное, слышала. А зачем вы приходили каждый день?
— Ты спасла моего ребёнка. Ещё объяснения нужны?
— Разумеется, — фыркнула Марина. — Я понимаю, денег дать на лечение, родне помочь. Но чтоб к постороннему человеку ходить каждый день книжки читать… Вам по вечерам заняться нечем?
Мужчина закатил глаза к потолку. Да-а-а, не так он себе представлял их встречу.
— Между прочим, Вы так и не сказали, как вас зовут.
— Во-первых, давай на «ты», не такой уж я старый.
Марина окинула его придирчивым взглядом, да, ничего так мужчина. Не старше тридцати, стрижка аккуратная, джинсы, вязаный чёрный свитер. Черты лица крупные такие, мужественные. Глаза… потрясающие у него глаза, серые-серые, как грифель карандаша.