Когда географ вышел, Плотников отсыпал несколько петард Китаренко, который с гыгыканьем закинул одну в рюкзак Муравью — одна из его замызганных тетрадей разорвалась внутри, а после рюкзак полетел с третьего этажа на клумбу, и Муравей выбежал из класса, грозно потряхивая волосами своей модной прически «под горшок».
Географ не возвращался. Китаренко отсыпал еще немного петард (новичок хорошо ими запасся) дождался, пока Муравей подойдет поближе к клумбе, и принялся закидывать его петардами. Тот метался по грязи, потряхивая волосами, и схватить рюкзак смог не сразу, напоминая какого-нибудь партизана под артобстрелом.
В конце концов бедняга схватил свое имущество и убежал.
На пороге появился географ:
— Кто взрывает? За это сразу — вон из класса.
Ребята притихли, Плотников сидел с видом ангелочка. Китаренко не смог сдержать смех, так что географ догадался о его причастности к взрывам и потянул за руку:
— Давай, Сережа, выходи.
— Да я чо… Да я не делал ничего, Олег Анатольевич!
— Выходи.
— Сумку возьму хотя бы, — Китаренко дернул плечом, собрал вещи и вышел за дверь.
Географ поглядел на Андраника:
— Один уже доигрался. Вы тоже доиграться хотите?
Пацаны промолчали, но все поняли, что географ имеет в виду Тузова. Так и что?
Дальше география пошла в обычном ключе. Олег Анатольевич особо не напрягал, ребята шумели громче и громче, в конце концов, у него лопалось терпение, и он кричал:
— Ребята, вы можете не ОРР-РАТЬ?!
Тогда класс немного притихал, но через пять минут шептание вновь разрасталось до громкого гула, сквозь который все чаще и чаще прорывались взрывы хохота.
На перемене Плотников отжал мелочь у Русакова, и за то, что тот не хотел давать деньги сразу, попытался накормить его землей из цветочного горшка. Турка вмешался:
— Слышь, оставь это. Ты первый день в новой школе, и такой крутой, что ли?
— Да, крутой. А чо он деньги сразу не дал? Говорил, что нету. За базар надо отвечать.
Перепуганный Русаков только хлопал глазами, переводя взгляд с одного пацана на другого.
— Я тебе говорю, отвали от него, дебил.
— Слышь, ты за словами следи. Так и в рожу можно схлопотать. Айда за школу после уроков, раз на раз?
— Нахрен мне махаться с таким ослом? Раз на раз! Ты вообще слышал, что здесь было? Хочешь, чтоб и тебе яйца отстрелили, валенок?
— Пошел ты в зад… — Он не успел договорить, Турка сделал короткий удар, но Плотников с завидной реакцией отпрянул и ударил в ответку — Турка еле успел среагировать, а новичок подпрыгивал на месте, подражая какому-нибудь Рокки Бальбоа:
— Ну, давай! — выкрикнул он, но тут в коридоре появился историк. Он замер на секунду, потом пошел к двери кабинета. Плотников улыбнулся и подмигнул Турке, отошел от него, как будто ничего не было. «Боксер, что ли?», — подумал Турка.
Но будь новенький хоть боксер, хоть борец, Турка не собирался драться с ним после школы. Это все ребячество, во-первых. Во-вторых, могут и исключить. Сейчас время такое, что не до драк.
Судя по тому, как ведет себя этот Игорь, ему терять нечего.
Звонок, оказывается, уже прозвучал, и теперь ребята всем стадом ввалились в кабинет, топая, гремя стульями, переговариваясь. Слютина положила журнал на стол преподавателя, Турка уселся на прежнее место, с Аликом.
— Новичок борзый, да? Говорят, его ни в одну школу уже не берут. Ну, в нашу взяли. Только, кажется, он и здесь долго не продержится.
— Хрен бы с ним, — пробурчал Турка.
— Ты с ним будешь махаться после школы?
— Мне это неинтересно. Но если он так хочет, можно.
— Все равно вы когда-нибудь подеретесь, — сказал Алик. — Так лучше уже сразу.
— Ага, чтоб и меня выгнали вместе с ним? Я не хочу потом мыкаться по школам или в «вечерке» вместе с отморозками сидеть.
Турка выудил из рюкзака тетрадь с взлохмаченными, загнутыми уголками, приготовил ручку — для вида, скорее. Учебник по «обществу» взял Алик, он же и другие книжки таскал.
Рядом с надписью «Челбин — чмо», добавилась свежая «историк тоже», плюс «неголубой состав» пополнился аж тремя вагончиками.
Преподаватель провел перекличку под аккомпанемент смешков Плотникова, Шули, Андраника и Каси, которые успели здорово так спеться. Шуля, кстати, так же сидел за последней партой, постукивая по паркету ногой — под ним образовалась уже целое кладбище сухих катышков грязи.
Андрей Викторович стер с доски член с ручками, ножками и дебильной рожицей. Рукав его пиджака на мгновение задрался, обнажив то ли глубокую царапину, уже успевшую зажить, то ли застарелый шрам-рубец. Историк походил вдоль доски, надеясь привлечь внимание. Класс и правда чуть затих, и преподаватель спросил: