Именно с этой мыслью я проснулась и потом все утро ее обдумывала, пока завтракала. А после со стуком в дом вошел Кевин. Направляясь ко мне, он сразу заговорил:
— Прости, Ада! Я не хотел ничего плохого!
— А, да ладно, — я с улыбкой махнула рукой. — Мелочи это все. Садись. Чай хочешь?
— Нет, спасибо, — Кевин разулыбался в ответ и сел на стул рядом со мной. — Лестер попросил напомнить тебе, что сегодня у вас собрание в полдень.
— Да помню я, — я отмахнулась и задумалась.
После всего случившегося я мучилась любопытством. Лестер упомянул о своих нестандартных пожеланиях в постели, что само по себе не удивительно для второго круга. Однако он так и не уточнил, что же именно ему нравится, ну, и после всего случившегося как-то не было возможности спросить. А ведь передо мной сидит сноходец, он же все знает! Ну, или почти все. И я, немного смущаясь, отвела взгляд в сторону и спросила:
— Э… Кевин, я тут… Лестер вчера сказал, что он… э… — я никак не могла сформулировать свою мысль, — что ему нравится делать с женщинами что-то необычное в постели. Ты не знаешь, случаем, что именно?
Кевин тем временем доставал мышку из кармана, чтобы выпустить ее, и улыбнулся вновь:
— Знаю.
Я нетерпеливо заерзала на месте:
— И что это?
— Ада, вчера он спросил почти то же самое у тебя прямо в лицо. Мне кажется, будет честным, если ты сама задашь тот же вопрос ему самому.
— А мне кажется, ему стоило заранее задать этот вопрос тебе, чтобы вчерашняя ситуация не повторилась! — я была возмущена, что он отказался отвечать, и указала в его сторону вилкой, с которой доедала завтрак. — Рассказывай, жопа ты сноходческая, иначе…
«…иначе я в тебя эту вилку воткну», — вот, что я собиралась ему сказать, в шутку, само собой, но передумала. Мне в голову пришла ещё более хорошая идея:
— … иначе мы с тобой развлекаться в ближайший месяц не будем!
Конечно же, я говорила о постели. И он удивленно и озадаченно поднял брови и пожаловался:
— Ада, это называется «шантаж». Я — сноходец, я не должен никому рассказывать содержимое своих снов. Это может привести к неопределенным последствиям.
Я закатила глаза:
— Кевин, это не судьбы мира решать, это просто позу узнать.
Парень сложил руки на столе, прислонив пальцами друг к другу:
— Ты знала, что даже наблюдение за объектом может изменить поведение этого объекта?
— Мы вообще о чём сейчас? — я непонимающе на него посмотрела.
— Я пытаюсь сказать, что даже малейшее вмешательство может повлиять на судьбу, даже если мы это вмешательством вовсе не считаем.
— Слушай, я тебя не понимаю! Когда мы с тобой впервые встретились, ты утверждал, что вся наша жизнь — это цикл. Что судьбы повторяются и ничего с этим не поделать. А теперь ты говоришь мне, что судьбу легко сломать, всего лишь узнав, на каком боку мужчине нравится лежать, когда он женщину трахает! Определись уже!
Кевин вздохнул:
— Мироздание сложно объяснить по-простому. Я бы хотел этого избежать, если ты не возражаешь. Твой вопрос простой, просто задай его Лестеру, он вряд ли откажется отвечать.
Я вздохнула:
— Ну и черт с тобой.
Кевин посмотрел на расстроенную меня, а потом накрыл своей ладонью мою:
— Ада, я бы хотел рассказать тебе все, что ты попросишь. Но это как поставить за штурвал корабля обычного пассажира, который ничего не понимает в морском деле. И однажды, со временем, я обязательно научу тебя управляться с этим, но не сейчас.
Это было трогательно, он говорил это так искренне, что я в ответ лишь широко улыбнулась и потянулась к его губам. И он, конечно, сразу понял, что прощен, и радостно потянулся к моим губам в ответ.
Мне нравилось с ним целоваться. Касания мягких теплых губ, слияние дыханий. Кевин всегда был мягок и ласков со мной. Он наслаждался каждой минутой рядом со мной, каждым касанием, каждым поцелуем. И я это чувствовала, и от этого поцелуй становился только вкуснее.
И внезапно непрошенным воспоминанием пришла мысль про губы Лестера. Его поцелуи другие, более напористые, с заметной жаждой владеть, прямо как он сам. Мне подумалось, что надо бы и с ним поговорить, но очарование момента мне эти мысли все же испортили, и я отстранилась от губ Кевина.
— Из-за Лестера переживаешь? — сразу догадался тот.
Я виновато отвела взгляд в сторону и кивнула:
— Немного.
— Время собрания ещё не наступило, — с хитрющим выражением лица сообщил Кевин, — но я рекомендую тебе прийти пораньше. Например, отправиться прямо сейчас.
— И почему же это? — хмыкнула я. — Тоже не скажешь?
Опять он что-то о будущем знает, похоже.
— Потому что так всем будет лучше.
— Все с тобой ясно, — хмыкнула я и отправилась собираться.
В дом Лестера я вошла почти на час раньше положенного. Никого на первом этаже не увидела, и потому пришлось подняться по небольшой лестнице наверх. Прежде чем обсуждать дела, надо сначала обсудить вчерашнее. Мне не хотелось уделять мелкой обидке больше внимания, чем уже есть. А ещё мне было очень любопытно, какой он, когда его никто не видит, поэтому наверх я поднималась настолько тихо, насколько могла себе позволить, но так, чтобы если вдруг меня застукают, сделать морду кирпичом и принять вид, будто я никого подслушать и подсмотреть не пыталась, а просто вот шла и его искала. К счастью, ступеньки на лестнице и пол не скрипели, в самом деле позволив мне очень тихо подняться наверх.
И вот уже там я услышала тихий голос из его комнаты. С кем это он там общается? Может, там Кассандра? Может, именно поэтому Кевин предложил мне прийти пораньше, чтобы я могла сама все услышать и увидеть? Ух, как в этот момент в меня ревность вцепилась. Я ведь уже посчитала его своим! Впрочем, чему я удивляюсь, сама же подозревала, что они с Кассандрой друг другу намного больше, чем просто друзья. И я, став еще тише, хотя дальше было уже некуда, подкралась к его комнате, дверь в которую была почти закрыта, там была лишь небольшая щель, позволявшая прекрасно слышать все, происходящее внутри.
— Я тебя люблю, — вот были первые его слова, мною подслушанные.
Ну вот. Здравствуй, мое разбитое сердце. И что мне теперь с этим делать? Хотя нет, вопрос должен звучать не так. Что мне теперь делать с той, которая там сидит. Я не была уверена, что это Кассандра, и сейчас мне было все равно. Я сейчас ворвусь внутрь и повыдергиваю ей все волосы, кем бы ни была эта «она».
— Я люблю тебя! — уже другим тоном повторил из комнаты Лестер.
А эта таинственная она, похоже, с ним жестами общается. Почему ничего не отвечает? Именно этот вопрос застрял в моей голове и остановил меня от уже почти принятого решения ворваться внутрь и накостылять обоим. И я тихо заглянула в щель приоткрытой двери. Лестер стоял перед большим зеркалом и задумчиво потирал подбородок. Что самое странное — он тут был один, никакой «ее» не наблюдалось. Зато следующие его слова все прояснили. Лестер сжал пальцы в кулаки, состроил перед зеркалом улыбающееся выражение лица и опять новым тоном произнес:
— Ада, я тебя люблю… М… Адельгейда… Нет, слишком официально, лучше «Ада». Я тебя люблю, Ада!
После этого он разочарованно вздохнул, похоже, ему не нравилось, как он признается мне в любви. И тут его взгляд через отражение зеркала упал на меня. Заметил в отражении. Его выражение лица изменилось, но я никак не могла прочесть эмоцию, что появилась в его глазах, и это напугало. И что же в нем все время меня так пугает?
Он решительным шагом направился в мою сторону, заставив меня даже немного запаниковать, а мои ноги будто приросли к месту, пока он шел ко мне. И почему он на меня так действует? Почему у меня ощущение, что на меня надвигается нечто неумолимое и непреодолимое? Нечто очень злое и опасное. И если так, то почему я все еще стою здесь, а не бегу со всех ног подальше?