Едва ли, прежде всего, нужно долго останавливаться на том положении, что в новозаветном учении так же, как и в ветхозаветном, единым верховным Владыкой всего представляется Бог. Новозаветный человек так же ничего с собой не приносит в мир и, умирая, не может ничего из него вынести[50], как и ветхозаветный, но все получает от Бога[51]. Разница обоих Заветов в этом отношении та, что христиане получили еще новые и безмерные дары спасающей благодати, дары духовные, перед величием которых оказываются ничтожными все блага мира видимого, все счастье настоящей жизни[52]. Для христианского сознания со всей полнотой выступает та истина, что все в мире — Божие, и все, что есть в нас доброго — дар Божией благодати. Христианин не может ни одного волоса сделать белым или черным, ни прибавить себе росту хоть на один локоть[53], но стоит в благодати Божией и ею только хвалится в каждое мгновение истинно христианской жизни[54]. Многие притчи
Господа, например, о талантах и минах, о злых виноградарях, неправедном приставнике и другие, говорят со всей несомненностью о том, что человек в этом мире является собственником лишь в условном смысле этого слова: не владыкой твари, но как бы распорядителем чужого имущества, призванным дать ответ в верности управления порученным ему достоянием. Даже самые души и тела верующих рассматриваются в таком же достоинстве: как Божии[55], призванные быть храмами Духа Святаго[56].
Таким образом, и для христианина является первым долгом в его отношении к своей собственности распоряжаться ей согласно с волей Бо- Какая же это воля?
В христианстве мы не находим частных законов, ограничивающих право христиан распоряжаться своей собственностью, подобно ветхозаветным законам, запрещающим продажу земли навсегда, повелевающим не дожинать края поля, оставлять остатки бедным и т. д. Все подобные законы не могли иметь места в Царстве Христовом, где царит совершенный закон свободы[57]; подобные законы и не нужны в Царстве Христовом, где должна царить совершенная любовь. Для такой любви не нужны ограничения числом и мерой, так как истинно христианская любовь по самой ее природе проникнута началом безграничного самоотречения и готовности на жертву. Христианство никогда не посягало на право частной собственности и со всей силой и определенностью утверждало неприкосновенность этого права[58]. Но когда оно возвестило, что истинные ученики Христовы — только те, которые любят друг друга[59], и в лице Христа Спасителя указало идеал такой любви[60], то этим самым оно коренным образом изменило взгляд человека на свое право владеть собственностью. Мы уже сказали, что сущность любви состоит в живом стремлении к единению с любимым, в слиянии интересов любящих, в готовности ради любви на всякое самоограничение и жертву. Все это — такие свойства любви, которые внутренне не совместимы с началами, лежащими в основе этического обоснования права собственности. Не будем повторять сказанного и обратимся к изложению евангельского учения об отношении христианина к своей собственности.
Мы сказали, что характерным признаком любви всегда является самоотречение, готовность отказаться от своего ради любимого. И действительно, в Евангелии мы находим множество увещеваний быть готовым на такое самоотречение и постоянный призыв делиться своим с другими.
«Я говорю вам, — учил Христос Спаситель, — не противься злому... но кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду»