Мы сказали, что любящая настроенность благотворящего является необходимым основанием совершенной свободы и радостности благотворения. Эту сторону дела с особенной силой и подчеркивает св. отец. «Милуяй с добрым изволением, — приводит святитель слова св. апостола Павла и поясняет: недостаточно благотворить, но должно это делать нескудно и без скорби или, лучше сказать, не только без скорби, но еще с веселым и радостным духом, потому что не одно и то же — не быть печальным и радоваться. То же самое и с большим тщанием доказывал Павел и в послании к Коринфянам. Побуждая их к щедрости, он говорил: «сеяй скудо- стию, скудостию и пожнет, а сеяй о благословении, о благословении и пожнет»[907]; и, поучая, с каким расположением должно это делать, он присовокупил: «ни от скорби, ни от нужды» (ст. 7). В совершающем благотворение должно быть то и другое: и щедрость, и веселое расположение. Зачем ты плачешь, подавая милостыню? Зачем скорбишь, оказывая милосердие, и тем лишаешься плода заслуг своих. Если ты скорбишь, то нет в тебе милосердия, но ты жесток и бесчеловечен. Ведь если ты сам скорбишь, то как можешь ободрить того, кто в горе? Приятно то, чтобы он не подозревал ничего дурного, а также и то, когда подаешь ему с радостью, потому, что для людей ничто не представляется столько унизительным, как принимать что-нибудь от других, если только ты особенной веселостью не отвратишь подозрения и не покажешь, что сам получаешь больше, нежели даешь... Потому апостол и говорит: «милуяй с добрым изволением»... Итак, обращай внимание не на трату денег, но на пользу от этой траты. Если сеятель радуется, хотя и сеет в неизвестность на будущее, тем более должен радоваться возделывающий небо. Если ты и мало дал, но с радостью, то дал много; равным образом, если ты и много подал, но с прискорбием, то из многого сделал мало. Так две лепты вдовицы превзошли многие таланты, потому что ее расположение было исполнено щедрости. Скажешь: как может подавать с радушием тот, кто сам живет в крайней бедности и имеет во всем недостаток? Спроси вдовицу, у нее научишься, как это можно делать, и узнаешь, что не бедность создает затруднительное положение, но собственная воля производит как это, так и все противоположное. Можно и в бедности быть великодушным, и при богатстве малодушествовать. Если будешь иметь любовь, то не почувствуешь ни траты денег, ни телесного труда... но все будешь переносить мужественно: потребуется ли помочь ближнему тяжелыми трудами, деньгами, словом, или иным чем... Такова истинная любовь, и, если это будет, все прочее последует само собой»[908]. «Милостыня является таковой только тогда, когда ты подаешь ее охотно, когда ты думаешь, что не даешь, а сам принимаешь, когда ты признаешь ее для себя благодеянием и приобретением, а не потерей, иначе она и не благодать. Тот, кто оказывает другому милость, должен радоваться, а не печалиться. Не безрассудно ли, в самом деле, облегчая скорбь другого, самому скорбеть? Тогда ты делаешь свое подаяние уже не милостыней. Если ты печалишься о том, что избавил другого от печали, то подаешь пример крайней жестокости и бесчеловечия. Лучше уже не избавлять, чем так избавлять. Да и о чем, в сущности, ты печалишься, человек? О том ли, что уменьшится у тебя золото? Но если у тебя такое расположение, то совсем и не давай»[909]. «Или вы не уверены, что через даяние получите? Если не уверены, то и не хочу, чтобы вы давали... Если кто наперед не убежден в том, что он получает больше, нежели дает, что он получает величайшую пользу, что бывает облагодетельствован более, нежели благодетельствует, тот не давай; если кто думает, что он оказывает милость принимающему, тот не давай... Творить милостыню значит не просто давать, но с усердием, с радостью и с чувством благодарности к принимающему: ни от скорби, сказано, ни от нужды: доброхотна бо дателя любит Бог. Итак, если кто дает не с таким расположением, тот лучше — не давай, потому что это не милостыня, а напрасная трата»