Следовательно, пророк становится тем, через кого вещает Сам Бог. Пророк — это «святилище Бога», а значит, слова пророка — это Божьи слова:
«Бог говорил в своем святом», то есть во мне, его народе, который есть его святилище, который говорит: «Слово Бога у меня есть и во мне Он говорил, говорит и говорить будет».[68]
Лютер называет Псалмы «проповедями Бога» потому, что через пророков вещает сам Бог или Христос:
Из этого совершенно ясно, что Тот, Кто говорит здесь в псалме, есть Бог и не может подходить это Давиду, потому что исследует он внутренности и сердца и обвиняет сокрытое во мраке, поэтому подходит только Христу.[69]
Говорит Христос или пророк в облике молящегося Христа.[70]
Триединый Бог присутствует в создании Псалмов. Бог или Христос говорит через «движение Святого Духа», который «создает Псалмы». Следовательно, для Лютера Псалмы представляли совершенное откровение. Сами Псалмы не являются историческим отчетом о божественном спасительном деянии, но представляют собой плод того близкого общения, которое произошло между пророком и Богом. Таким образом, направленный аспект библейской боговдохновенности ясно выражен Лютером в том, как он оценивал происхождение Псалмов, которые, по его мнению, являются великолепной формой откровения в Ветхом Завете. В Псалмах описываются не только божественные истины и история спасения, но содержатся подлинная передача и исполнение обетований. В данном случае Псалмы обладают сакральным и спасительным воздействиями, вследствие которых в читателях зарождается вера. Таким образом, особенная пророческая боговдохновенность, как способ восприятия божественного откровения, способствует спасительной боговдохновенности, то есть зарождению веры в тех, кто слышит или читает пророческое послание.
Рассуждая о сакральной природе пророческого послания, мы подходим к центральному положению концепции Лютера в отношении боговдохновенности. Феномен пророческой боговдохновенности сравним с divine communicatio idiomatum: благодать, любовь, мудрость и знание Бога — Его спасительные качества — передаются пророку таким образом, что слово пророка воздействует нареальность. Поскольку Святой Дух наполняет пророка, последний прикосновен к тому, чем обладает Бог. Он внутренне связан с Триединым Богом.
Действенный характер пророческой боговдохновенности особенно четко выражен в трудах Лютера, поскольку он воспринимал пророческое послание как нечто единое. Всего лишь одно слово содержит весь смысл спасительного послания:
…так, что нет нужды мне много говорить, но одного речения достаточно этому писателю, чтобы в этом речении и с его помощью он тебя образовал.[71]
Ибо во всяком слове — весь Христос и в каждом отдельном — весь.[72]
Лютер видел направленную пророческую боговдохновенность не только у ветхозаветных пророков, но также у апостолов Христа. Среди всех апостолов Павел занимает особое положение. Павел воспринял Евангелие не как все апостолы и не как их ученики, но напрямую от Самого Христа, будучи в состоянии экстатического восхищения. В богословии Лютера между классической пророческой боговдохновенностью Ветхого Завета и переживаниями Павла, когда тот воспринял Евангелие, почти нет разницы. Павел принял Евангелие напрямую «от Бога через исключительное откровение Иисуса Христа». В соответствии с тринитарной точкой зрения, предметом такого откровения может быть либо Отец, либо Сын, открывающиеся через Святого Духа.
Апостольское Евангелие Христа и откровение, происходящее вследствие прямой экстатической инспирации, имеют прямое отношение к истории апостола Павла. Лютер утверждал, что со стороны Павла было бы неправильно советоваться с людьми по поводу того, что ему даровал Сам Всевышний:
«И я получил это не от человека или чьего-либо учительства, и не передал мне кто-то, но и не от меня самого я выучил, не нашел и не отыскал моим старанием. От Бога, одним откровением Христа, я получил это и под руководством Христа выучил», а именно — на пути, когда, направляясь в Дамаск, он услышал голос Христа, как думает блаженный Иероним.[73]