Отторжение очевидного происходит на фоне того, что достаточно давно было предложено Н. Ф. Кузнецовой и другими авторами — выделить стадию исполнения преступления. И действующий уголовный закон уже вводит в оборот термин «исполнение», правда, не относительно стадий совершения преступления, где ему место и откуда он должен шествовать по всем другим нормам УК, а применительно к соучастию — организатором признается, в частности, лицо, руководившее исполнением преступления (ч. 3 ст. 33 УК). Вполне понятно, почему подобное происходит — определенной группе авторов, способных оказывать влияние на законодателя, очень не хочется выводить исполнителя и, соответственно, исполнение за рамки соучастия, словно от этого рухнет мир или закон станет менее ясным и четким. В действительности сохранение исполнения только в рамках соучастия уже в УК 1996 г. привело к необоснованному введению опосредованного исполнения, которое в принципе не может быть соучастием в силу отсутствия надлежащих как минимум двух субъектов преступления, в раздел соучастия (ч. 2 ст. 33 УК) — соучастием признано то, что соучастием не является. Вот цена, которую мы платим за обыкновенное упрямство.
Законодатель должен понимать простую истину — он создает дефиниции, которые в последующем будет толковать правоприменитель. Если же в законе сказано, что создание условий существует для совершения преступления, то правоприменитель и будет ограничивать совершение преступления его исполнением, выводя создание условий и все с ним связанное за пределы преступления. И это будет правильным и точным толкованием закона. Весьма сомнительно, что законодатель стремился к подобному толкованию. Мы убеждены, что совершение преступления — категория более широкая, чем исполнение его, которое является лишь стадией совершения преступления; что стадия создания условий существует не для совершения преступления, поскольку она сама — часть совершения преступления, а для исполнения преступления — для осуществления следующей за созданием условий стадии.
Однако в теории уголовного права было сказано, что «полный перечень таких действий не может быть дан в законе»[97]; «охватить все разнообразие видовых приготовительных действий невозможно»[98]. Не исключено, что именно такой подход был положен в основу Теоретической модели нового уголовного закона, согласно которой анализируемую стадию определяли как «действие или бездействие, создающее условия для совершения умышленного преступления»[99]. Подобная конструкция преподносится как достижение, «поскольку охватить все реальное многообразие приготовительных к преступлению действий в законе невозможно, в ст. 32 была принята конструкция нормы с обобщенным родовым понятием»[100]. Из этого же исходит и М. П. Редин при определении неоконченного преступления[101].
Такое понимание в законе стадии создания условий представляется сомнительным. Ведь конкретизация законодательных положений заставляет суд более детально рассматривать их, следовательно, более обоснованно подходить к квалификации содеянного, и наоборот, обобщенные законодательные характеристики ведут к поверхностному исследованию, при котором судебные ошибки становятся более возможными. Думается, в данном случае не было необходимости отходить от законодательных завоеваний и нужно было сохранить существовавшую в УК РСФСР 1960 г. терминологию формулирования стадии создания условий: «… приискание или приспособление средств или орудий или иное умышленное создание условий…» (ст. 15 УК), которая в целом была приемлемой, потому что, хотя и в частично обобщенном варианте, конкретизировала разновидности создания условий. Похоже, указанная формулировка устраивала и законодателя, ибо в ст. 17 Основ 1991 г. он сохранил указанную формулировку в законе, и практику, и теоретиков, поскольку в ст. 22 ч. 1 Проекта УК России, представленном Министерством юстиции России и опубликованном в специальном приложении к «Известиям» в начале 1992 года, было предложено такое же определение стадии создания условий. Мало того, новый Уголовный кодекс Российской Федерации в ч. 1 ст. 30 расширил круг деяний, относящихся к созданию условий, и признал в качестве таковых «приискание, изготовление или приспособление лицом средств или орудий совершения преступления, приискание соучастников преступления, сговор на совершение преступления либо иное умышленное создание условий для совершения преступления». Все это мы считаем оправданным, поскольку для произвольного толкования на практике остается более узкий круг создания условий («иное создание условий»), что в общем уменьшает судебный произвол.