Мы сидели на кухне, в ожидании Скорпиуса, который тогда томился в Малфой-мэноре, о чем-то напряженно разговаривая со своей семьей. Я уже знал, каким он вернется: раздраженным, осунувшимся и еще более дерганным.
Поэтому вопрос, который задала Доминик, был вполне логичным.
— С его отцом и дедом. Ты, кстати, знаешь, что его отчим — Виктор Крам?
— Кстати, самый нормальный родственник, — заметила Доминик. — Ну и дед тоже. А вообще, Ал, мне это позавчерашнее знакомство с семьей в кошмарном сне еще долго сниться будет.
— Ну расскажи, а то Скорпиуса я спрашивать боюсь, еще нож в меня метнет, — усмехнулся я.
Доминик отложила тарелку и, сев передо мной на кухонную тумбу, мученически вздохнула.
— Нет, отчим, дедуля, бабуля — вполне приятные и милые люди, — сказала кузина. — Мистер Малфой, который отец, просто молчал и пыхтел, но Астория…знаешь ее?
— Видел пару раз, — кивнул я, вспомнив красавицу-ведьму с очень громким голосом.
— Нет, мне говорили, что она мразь. Причем это мне Скорпиус говорил, — дрогнувшим от злости голосом произнесла Доминик. — И он абсолютно прав, она действительно мразь, которая весь вечер смотрела на меня как на кусок дерьма, а потом прямым текстом спросила, когда я уеду к себе в деревню и оставлю Скорпиуса в покое.
Я насмешливо хмыкнул. Да, маман Скорпиуса, по его рассказам, фильтровать свой говор не умела, унижать любила, тактичностью не блистала.
Но и Доминик не была деревенской простушкой.
— А ты прям сидела и молчала? И глазками хлопала?
— Нет, конечно, когда мы остались с ней наедине, я тактично намекнула, что прислушаюсь к ее мнению лишь когда она перестанет скакать по хуям, как коза по альпийским горам, — вздохнула Доминик.
— Милые отношения невестки и свекрови однако. Но ты же понимаешь, что в покое вас не оставят?
— Я уже все продумала, дорогой двоюродный братик, — заверила Доминик. — Мы срочно заведем ребенка и все тут.
Что-то мне подсказывало, что Скорпиус об этом гениальном плане не знал, что объясняло, почему он еще не слинял куда-нибудь в далекие дали. Но переубеждать Доминик и что-то ей доказывать я не хотел и не стал, ибо не мое это дело, что они делают со своей не так давно начавшейся семейной жизнью.
Но рассказать хочу совсем не об этом, потому как вы, святой отец, думаю, и сами прекрасно знаете, что собой представляют ссоры мужа и жены, тяжелые отношения со свекром и свекровью, разные планы на будущее и остальные бытовые склоки, которых я предпочитаю избегать в своей семье.
На следующий же день, после нашего с Доминик разговора, в мою жизнь снова бесцеремонно ворвался Наземникус.
— Твою мать, — прошептал я, боясь, что грохот, который повлек за собой аферист, разбудит моих соседей. — Старый, ты подурел что ли?
Наземникус, трансгрессировав прямо в гостиную, мотнул головой и, воровато оглядываясь по сторонам, по-хозяйски принялся выкладывать на полки и пол свое бесценное барахло, которое, судя по паникующему лицу Флэтчера, у него чуть не отняли минуту назад мракоборцы в Лютном переулке.
— Я же просил забыть дорогу сюда, — шипел я, то и дело поглядывая на второй этаж. — Ну какого черта? Не смей грузить этот хлам здесь…
— Студент, не урчи, — буркнул Наземникус, поставив на журнальный столик коробок с каким-то неизвестным мне порошком цвета золота. — И поуважительней, пожалуйста, это не хлам помойный, а ценнейшие артефакты из самого Египта…
— Мне без разницы, сгребай все обратно и уноси, куда хочешь. Это даже не моя квартира.
— Уймись, я потом это заберу. Недельку-другую постоит и…
— Недельку-другую? — взвыл я и тут же вздрогнул, когда из рюкзака Наземникуса что-то с диким лязгом выпало и чудом не разбудило Скорпиуса и Доминик. — А это что за ужас?
Я ткнул пальцем в огромное зеркало, которое оказалось запихнуто в рюкзак Заклятием Незримого Расширения, и, судя по лязгу, именно оно только что рухнуло на пол и умудрилось не разбиться.
— Ужас? — задохнулся Наземникус, установив зеркало у стены. — Это не просто зеркало, это незаменимая вещица в арсенале любого мракоборца.
— Серьезно?
Зеркало и правда было жутким. Пыльное, все в разводах, в абсолютно безвкусной массивной раме грубой ковки, в коей поблескивали безвкусные вычурные камни, которые, судя по пустующим местам и царапинам кое-где, кто-то, явно сам Флэтчер, пытался выковырять отверткой.
Глядя на свое отражение в полный рост, я придирчиво прищурился.
Это напомнило мне задание в детской газете — «Найди десять отличий».
Нет, клянусь Мерлином, я мог найти, если не десять, то хотя бы несколько отличий между самим собой и отражением в зеркале!
Готов спорить на что угодно, мои глаза не искрились таким зашуганным блеском, как у этого парня из зеркала. И руки не дрожали, уж точно.
— Старый, что это за зеркало?
Наземникус аж расцвел от гордости.
— Легендарное «Ясное Око», — пояснил он.
Мне это ни о чем не говорило.
— Чему вас в Хогвартсе учили? — возмутился Наземникус. — «Ясное Око» — древнейший артефакт, который показывает правду, истинную личину каждого, кто в него посмотрит. Благодаря этой штукенции, царь Соломон и рубил правду-матку, как говорят в мифах…
— И ты хочешь сказать, что это зеркало когда-то стояло во дворце царя Соломона? — ухмыльнулся я.
Флэтчер замялся.
— Ну, это точная его копия…практически…если верить легендам. Студент, не беси меня, — буркнул старый аферист, который, впрочем, избегал становиться перед зеркалом. — Нашел его в одной мастерской, еле оттер и отмыл от паутины и пролитых зелий. Надеюсь, что это были зелья.
Я довольно скептичен, поэтому верить в байку про «Ясное Око» не спешил. Но собственное отражение не давало мне покоя.
— Я, правда, так выгляжу? — поинтересовался я.
Наземникус вытянул шею, быстро взглянул в зеркало и, не дав мне разглядеть его отражение, снова шагнул по левую сторону от рамы.
— Ну, похож, — подтвердил он. — Видишь, зеркальце-то, работает.
— В смысле?
Аферист расплылся в довольной улыбке.
— Знаешь, почему ты на себя не похож в зеркале? Потому что ты, малыш, лжец, каких поискать.
— Чего это? — вскинул брови я.
— А как иначе? Обманываешь родню, друзей, живешь двойной жизнью. Вот зеркало и показало тебя таким, — изрек Наземникус таким тоном, словно для него было привычным делом толковать образы из «Ясного Ока». — Глянь, глазки бегают, ручки дрожат, будто таможню с килограммом травы и тротиловой бомбой проходишь.
— Да иди ты, — фыркнул я. — И что мне с этим всем делать?
И обвел рукой все «великолепие», которое припер Наземникус.
— А, я потом заберу, как мракоборцы поутихнут, — махнул рукой мой учитель.
Я закатил глаза и хотел было выразить свое вящее неудовольствие, хотя бы по поводу того, как объяснить Скорпиусу и Доминик новые вещи в квартире, которые лучше руками не трогать, но Наземникус, предусмотрительно трансгрессировав, оставил поток возмущений невысказанным.
Мелкие вещицы я попрятал во многочисленные тумбы и ящики, но зеркало…
Только меня осенила идея вытащить его на балкон, как на лестнице послышались шаги.
Скорпиус, заспанный и что-то недовольно бурчащий про «гребаный будильник, гребаное утро и гребаный понедельник», приветственно кивнул и, добравшись до кухни, поставил чайник на плиту.
— Доброе утро, — кивнул я, не зная, как и чем прикрыть зеркало.
— Утро добрым не бывает, — хмуро отозвался Скорпиус.
И, конечно же, его взгляд упал на эту «прелесть» в кованой раме. Да, «Ясное Око» сложно было не заметить, когда оно занимало едва ли не половину стены.
— Твою ж мать, — простонал Скорпиус, уткнувшись лбом в дверцу холодильника.
— Я все объясню, — залепетал я. — Тут такое дело…
— Флер с этим приданым, — тихонечко взвыл Скорпиус. — Я три раза говорил, что не надо, мы и так с Доминик проживем долго и счастливо, без приданого…Только вчера ей написал…теща, радость вы моя.
Я говорил, каким очаровательным идиотом может быть мой Скорпиус Малфой?