Меджнун-Шейх много говорил о любви: о любви к Богу и ближнему, о любви ко всему мирозданию в целом и к каждой мельчайшей его частице. Молитва – это выражение нашей любви, заявлял он. Любовь избавляет нас от всех страхов и разочарований. Человеку не следует бояться кипящих котлов ада или мечтать о райских кущах, населенных прекрасными девственницами-гуриями, ибо рай и ад, страдание и блаженство мы познаём уже здесь, на этой земле. «Доколе каждый из нас будет стремиться прочь от Бога, вместо того чтобы любить Его»? – вопрошал проповедник. Почитатели Меджнун-Шейха – разношерстное сборище мастеровых, крестьян и солдат – внимали его речам как завороженные. Его призывы находили отклик в сердцах не только бедных, но и богатых. Самые невежественные одалиски и озлобленные евнухи не оставались равнодушными, слушая его. Даже иудеи, христиане и зороастрийцы, коим принадлежит Авеста – некая таинственная книга откровений, порой оказывались во власти этого человека.
Большое пятничное богослужение подошло к концу. Ученые расселись по своим местам. Меджнун-Шейх потер глаза, словно ребенок, которому отчаянно хочется спать, и принялся поочередно рассматривать тех, кому предстояло его допрашивать.
– Тебе известно, в чем тебя обвиняют? – вопросил верховный муфтий.
– Да, в том, что вы называете ересью, – последовал ответ. – Но обвинение сие совершенно необоснованно.
– Это мы сейчас и выясним. Правда ли, что ты называл себя Богом и утверждал, будто Богом является всякий человек?
– Я утверждал лишь, что Создатель присутствует в каждом своем создании. И кузнец, и падишах вышли из одного жизненного источника.
– Как это возможно?
– Мы все сотворены не только по образу и подобию Божьему, но и несем в себе частицу Божественной сущности.
– Ты заявлял, что не испытываешь страха перед Богом. Это правда?
– Разве ты боишься тех, кого любишь? Почему я должен бояться Того, кого люблю всей душой?
По толпе прошел ропот. Кто-то крикнул:
– Тише!
– Значит, ты признаешь, что считаешь себя подобным Богу?
– Судя по всему, ты полагаешь, что Бог подобен тебе. Ты уверен, что Он так же зол, упрям и мстителен. А я считаю иначе: вместо того чтобы приписывать Богу худшие людские черты, предпочитаю верить, что частицу божественного можно найти в каждом человеке.
Один из ученых мужей, Эбуссууд-эфенди, попросил разрешения вмешаться в спор и поинтересовался:
– Ты хоть понимаешь, несчастный, что пятнаешь свои уста богохульством?
– Это почему же? – спросил Меджнун-Шейх и устремил на ученого вопросительный взгляд.
– Вместо того чтобы раскаяться в содеянном, ты смеешься над высоким судом, – процедил Эбуссууд. – Рассудок твой замутнен ересью, это ясно всякому.
– Я и не думал смеяться. К тому же между мною и тобой гораздо больше сходства, чем различий. И во мне ты ненавидишь то, что есть в тебе самом.
– Вздор! Невозможно представить двух более непохожих людей, чем я и ты! – возмутился Эбуссууд. – И твой так называемый Бог – вовсе не тот Бог, в которого верую я.
– А разве это не богохульство – рассуждать о моем и твоем Боге, словно Создатель не един?
По толпе прокатилась волна возбужденного шепота.
Верховный муфтий откашлялся и подал голос:
– Расскажи нам, каким ты представляешь Бога.
Меджнун-Шейх ответил, что Аллах отнюдь не похож на падишаха или раджу, восседающего на небесном престоле и взирающего на людей с высоты своего величия. И неправда, будто он записывает каждый наш грех на тайную скрижаль, чтобы воздать за него в Судный день.
– Бог не писец и не купец, чтобы вести учет, – заявил обвиняемый.
Не удовольствовавшись подобным ответом, ученые мужи продолжили допрос. Но с какой стороны они ни пытались подступиться к обвиняемому, тот твердо стоял на своем. В конце концов он заявил: