При виде мертвых тел двух самых дорогих в этом мире существ сердце юноши застучало так, что было готово вырваться из груди, горло сдавили спазмы, ни вздохнуть, ни охнуть, в голове помутилось, ноги подкосились. Как подрубленное дерево он рухнул прямо лицом в бурую от подсохшей крови дорожную пыль и тут же лишился чувств.
Провалялся Охотник так не меньше часа. Со стороны могло показаться, что юноша умер, однако, если внимательно приглядеться, было несложно заметить легкое шевеление травинки у его носа. Он дышал, а, значит, все-таки был жив.
Наконец способность к восприятию мира начала постепенно возвращаться к Глану, но это нисколечко его не обрадовало. Стоило лишь подумать, что ни Шуршака, ни Марры, ни его будущего ребенка уже не будет в этой жизни, захотелось вновь впасть в беспамятство, а лучше и вовсе умереть.
Охотник присел рядом с мертвыми телами жены и друга и неожиданно для себя горько разрыдался. Глан всегда считал себя брутальным мужчиной, не способным к столь низменному (по его глубокому убеждению) выражению чувств. Однако сейчас он рыдал отчаянно взахлеб и при этом ничуть не стеснялся.
Бурный поток горючих слез, как ни странно, прояснил сознание, заставил мысли течь в нужном направлении. Смерть оно, конечно, здорово: забыться вечным сном и больше не чувствовать терзающей грудь невыносимой боли, не видеть мертвые тела любимой и друга, не думать ни о чем, а главное, не терзаться мыслью, что не смог вовремя прийти на помощь. Однако существует такое понятие, как ОТМЩЕНИЕ, и он сделает все, чтобы наказать виновных в крушении его счастья и так наказать, чтобы адские муки показались убийцам всего лишь мелким неудобством.
Как только Глан осознал свое предназначение, боль утраты начала потихоньку отходить на задний план. Нет, она не прошла и даже не затаилась, просто стала чем-то привычным, наподобие ноющего больного зуба, который хоть и донимает, но не до такой степени, чтобы срочно отдавать себя на растерзание дантисту. Слепая ярость также куда-то пропала, на смену ей пришел холодный расчет.
"Первым делом нужно похоронить Марру и Шуршака. Вряд ли корабль работорговцев уйдет до завтрашнего утра — кузнец говорил, что матросы основательно упились и прихватили с собой несколько бочек вина. Под прикрытием орудий и боевых магов они чувствуют себя вполне спокойно, а после удачной экспедиции не грех и продолжить банкет. Значит, гулять будут как минимум до завтрашнего утра. К тому же, днем на корабль попасть весьма проблематично, а вот ночью…"
От предвкушения скорой мести у Глана аж скулы свело, а пальцы самопроизвольно сжались в кулаки.
"Твари, бесчеловечные твари, вы у меня узнаете, что такое гнев Одинокого Барса! И пусть капитаны-командоры и вычеркнули меня из списков личного состава, квалификации Охотника я не потерял".
Он резко вскочил на ноги, воздев руки к безоблачному небу, яростно потряс крепко сжатыми кулаками и грозно прокричал:
— Вы для меня теперь обычная нежить! Слышите, твари?! И мой долг Охотника отправить всех вас туда, где должна находиться всякая нежить.
Полчаса у него ушло на то, чтобы перетащить тела Марры и Шуршака к опушке леса, а также, отыскать лопату среди головешек. Еще какое-то время он был занят копанием могилы. Жену и друга он положил рядом, только Марру завернул в чудом сохранившийся лоскут серого домотканого холста и аккуратно закопал. Коричневый холмик земли он заботливо обложил нарезанной поблизости дерниной и украсил охапками ярких цветов. Марра любила плести из них венки, и в их доме всегда стояли свежесрезанные букеты. Затем прочитал над могилкой короткую молитву, обращенную ко всем известным ему богам.
Посчитав обряд исполненным, не стал далее задерживаться в скорбном месте. Закинул мешок за спину, Волыну повесил на плечо и, не оборачиваясь, пошагал прочь. До вечера у него была куча дел: ему предстояло провести рекогносцировку на местности, разработать план предстоящей операции и подготовиться к его реализации.
Неразлучные Хэш и Фести еще не начали свою традиционную гонку по небосводу, когда босая нога юноши ступила в основательно прогретую лучами дневного светила воду залива. Как он и предполагал, в ознаменование великой победы над беззащитными туземцами экипаж корабля устроил грандиозную гулянку. Запасов вина и крепкой фруктовой водки, захваченных в деревне, было достаточно, чтобы пьянствовать не один день. Праздновали широко с размахом, о чем свидетельствовали долетающие до берега громкие возгласы, пение, а иногда шум остервенелой потасовки.