Главной бедой был огонь. Обошлось без ожогов, но пламя сильно пугало лошадей. Николас кинулся к поваленному дереву, отломил ветку и принялся сбивать огонь. Его примеру последовал Оуэн Илайес, привязав свою лошадь к телеге. Солома горела жарко, но недолго, последние очаги суфлер и валлиец затоптали ногами. Кризис миновал, гомон постепенно сходил на нет, лошадей успокоили. Теперь можно было прикинуть убытки.
Труппе повезло. Те, кто попадал на землю, отделались лишь царапинами и ушибами, Джордж Дарт заработал под глазом синяк; судьба уберегла актеров от серьезных ран и увечий. Кое-что из реквизита и декораций, вывалившихся из опрокинувшейся телеги, оказалось сломано, но все это можно было починить. Самый страшный удар был нанесен по чувству собственного достоинства Барнаби Джилла.
— Тепло нас встречают в Эссексе, ничего не скажешь, — молвил он, дико озираясь по сторонам. — С меня хватит. Надо немедленно возвращаться.
— Ни за что! — заорал Фаэторн, заглушая тихий ропот. — Нас не остановит эта дурацкая шутка!
— Это не шутка, Лоуренс, очнись! — резко возразил Джилл. — Мы могли погибнуть.
Тут голос подал Николас:
— Да нет же, нас, скорее, хотели напутать. Если бы нас хотели убить, в ход пошли бы мечи или камни. Это было предупреждение.
— И мы его проигнорируем! — заявил Фаэторн.
— Проигнорируем? Отлично! Только самое спокойное место для этого — Лондон, — проворчал Джилл.
— Что ж, — вмешался Николас, — раз Джилл считает, что его жизнь в опасности, он может возвращаться в Лондон. Нам будет не хватать его гениальной игры, однако в труппе есть актеры, которые смогут его заменить. Ну а мы, — он окинул взглядом остальных, — тем временем отправимся в Сильвемер, где нас действительно ожидает теплый прием.
Джилл пришел в ярость:
— Что?! Кто-то будет играть мои роли?! Я никому не позволю притронуться к доктору Блэксоту из «Счастливого ворчуна»!
— Но кому-то все-таки придется это сделать, мистер Джилл…
— Точно, — подхватил Илайес. — Знаешь, Барнаби, я давно уже облизываюсь на эту роль. Можешь со спокойной душой ехать в Лондон, я отыграю ее в лучшем виде.
— Нет! — вскричал Джилл. — Не позволю растаскивать мои роли!.. А кроме того, — тон его сменился на язвительный, — как вы вообще собираетесь что-то ставить в Сильвемере? Мы ведь пока туда не доехали. И не доедем. Видите, на дороге — дерево.
— Уберем. Это проще простого, — пояснил Николас. — Выпряжем лошадей из телеги, и они отволокут дерево прочь.
— А как же сама телега? Она ведь сломана. А без нее у нас ни костюмов, ни декораций — вообще ничего.
Николас осмотрел повреждения:
— Ничего. Ось живехонька. Остается только починить колесо, а это дело пустячное.
— Верно. — Фаэторн спешился. — Колесо я беру на себя. Я провел в кузне все детство, смотрел, как работает отец, а он был неплохим каретником! Посмотрим, не позабыл ли я его науку.
— Ты еще здесь, Барнаби? — Валлиец продолжал кривляться. — Я-то думал, ты уже улепетываешь, только пятки сверкают.
— На нас напали, Оуэн, — серьезно ответил актер. — Наши жизни были в опасности. Как ты можешь вести себя так, словно ничего не случилось?
— Потому что это единственный способ отомстить тем, кто устроил эту засаду.
— И кто же это был?
— Узнаем, — ответил Николас, уже догадываясь, кто напал на труппу. — Хватит переливать из пустого в порожнее. Тем, кто все еще хочет ехать в Сильвемер, лучше заняться делом.
Николас принял командование на себя. Отправив актеров собирать вывалившийся на дорогу скарб, суфлер выпряг из телеги лошадей и с их помощью оттащил дерево с дороги. В это время Фаэторн взялся за инструменты, которые всякий раз брал с собой на гастроли, и занялся сломанным колесом. Ученики набрали хвороста, и Николас развел костер, а потом предложил музыкантам разобрать инструменты и сыграть что-нибудь веселенькое. Потрясение, пережитое актерами, постепенно прошло, даже Барнаби Джилл сменил гнев на милость.
Николас и Оуэн отправились осмотреть подлесок, в котором прятались нападавшие. Землю сковал холод, поэтому следов от копыт почти не осталось, однако суфлер и валлиец решили, что врагов в засаде сидело немного. Сломанные ветки кустарника указывали путь отступления злоумышленников, но пускаться в погоню было уже поздно.